Так бывало всегда.
Собрав всю свою волю, Габриэль перевел взгляд на Алатею. Сегодня она была в головном уборе, и он не мог бы сказать, на что это больше похоже — на нелепый модный капор или на кружевной чепчик, который она иногда водружала поверх своей прически.
Их взгляды встретились.
— Я не знал, что вы в Лондоне, — принужденно произнес Габриэль. При этом тон его изменился. С ее сестрами он говорил совсем по-другому.
Ее ресницы затрепетали, она еще сильнее сжала ручку зонтика.
— Добрый день, Руперт. Прекрасная погода. Мы приехали в город неделю назад,
Он весь напрягся, и Алатея тут же почувствовала это. Ее охватила паника, но, посмотрев на сестер, она овладела собой и беспечно улыбнулась:
— Скоро девочкам предстоит показаться лондонскому обществу.
Он поколебался мгновение.
— Вот как?
Потом снова переключил свое внимание на Мэри и Элис и принялся задавать им вопросы об их планах.
Алатея старалась дышать ровно, пыталась овладеть собой — в голове у нее вдруг стало легко и пусто. Она не смотрела в его сторону, так как знала это лицо не хуже своего собственного — большие глаза под тяжелыми веками, подвижный рот, готовый в любой момент улыбнуться плутоватой мальчишеской улыбкой, классическая форма лба и носа, квадратный решительный подбородок. Он был достаточно волевым и сильным, чтобы покорить ее, если бы пожелал, и достаточно безжалостным, чтобы сделать это: воспоминание о прикосновении его губ по-прежнему вызывало стеснение у нее в груди, мешало дышать, она чувствовала, что губы ее горят.
— Наш бал будет через три недели, — сообщила Мэри. — Вы, разумеется, приглашены.
— Вы приедете? — подхватила Элис.
— Ни за что на свете не пропущу такого случая.
Его взгляд еще раз коснулся лица Адатеи, потом он снова обернулся к девушкам.
Габриэль прекрасно сознавал, что ощущает кошка, которую гладят против шерсти. Точно так он чувствовал себя в присутствии Алатеи. Как ей это удается, он не мог понять и даже не был уверен, что она делает это специально; просто такова была его всегдашняя и неизбежная реакция на ее общество. Она отвечала ему тем же. Началось это давно, когда они еще были детьми, и с годами напряжение все росло.
Габриэль с трудом подавил вздох.
— Итак, что вы делаете здесь?
Ему хотелось узнать подлинную причину того, почему она выбрала для прогулок именно это место, а также почему столь дерзко и надменно выражала ему свое неодобрение.
Алатея была чрезвычайно упряма, и Габриэль знал, что у нее ему ничего не удастся выведать. В последний раз у них возникла словесная перепалка в январе, и тогда они не на шутку сцепились из-за дурацкого чепчика, который она надела на вечер его матери, и оба были в ярости.
Алатея смотрела на него и ждала, отлично понимая, о чем он думает. Она была наготове и с охотой ввязалась бы в одну из их обычных словесных дуэлей.
Как подлинный джентльмен, Габриэль не мог разочаровать леди.
— Полагаю, вы сопровождаете сестер?
Алатея величественно вскинула голову:
— Разумеется.
— В таком случае, — он обворожительно улыбнулся, — надо подумать, какие развлечения я должен изобрести, чтобы доставить вам удовольствие.
— Вам нет никакой необходимости брать на себя подобное бремя, если, конечно, эти развлечения не отличаются от избранных мной. К тому же нам вовсе не требуется, чтобы нас без конца развлекали.
— Я полагаю, вам еще предстоит узнать, что без постоянно предпринимаемых усилий развлекаться в высшем свете становится невыносимо, чертовски скучно. Что, кроме скуки, могло привести вас сюда?
— Желание избежать встреч с дерзкими джентльменами. |