— Мы неумолимы, — настаивал индиец.
— Значит, сам ты никогда не любил? — воскликнула она, плача от ярости. — Ты не знаешь, что такое неодолимая страсть?
— Я не знаю, что такое любовь, — с мрачным лицом сказал жрец. — Клянись, Дева пагоды, или я убью этого человека.
— Ах проклятые!..
— Клянись!
— Хорошо!.. — воскликнула несчастная угасающим голосом. — Я… я клянусь… что не буду любить… больше этого человека.
Она издала отчаянный, душераздирающий крик и, прижав руки к сердцу, упала без чувств.
Суйод-хан разразился зловещим смехом.
— Ты поклялась, что не будешь любить его, — сказал он, подбирая кинжал, который девушка выронила, падая, — но я не поклялся, что этот человек выйдет отсюда живым. Радуйся, великая богиня: сегодня ночью мы предложим тебе новую жертву.
Он приложил к губам золотой свисток и издал громкий свист. Индиец с арканом вокруг бедер и кинжалом в руке вошел и склонился перед Суйод-ханом.
— Сын священных вод Ганга, я здесь, — сказал он.
— Карна, — сказал Суйод-хан, — унеси Деву пагоды и сторожи ее.
— Положись на меня, Сын священных вод Ганга.
— Эта Дева, возможно, попытается убить себя, но ты не допустишь этого. У нашей богини нет никого, кроме нее. Если она умрет, ты умрешь тоже.
— Я помешаю ей.
— Ты отберешь пятьдесят самых преданных нам людей и расположишь их вокруг пагоды. Этот человек не должен уйти от нас.
— В пагоде есть человек?
— Да, Тремаль-Найк, охотник на змей из Черных джунглей. Иди и в полночь будь здесь.
Индиец поднял бесчувственную Деву пагоды и вышел с ней на руках. Суйод-хан, или, как его называли здесь, Сын священных вод Ганга, подождал, пока затих звук его шагов, потом встал на колени перед мраморной чашей, в которой плавала золотая рыбка.
— О вестница богини! — воззвал он.
Рыбка, которая плавала на дне чаши, при этих словах всплыла на поверхность.
— О вестница богини, — продолжал жрец, — смертный человек, наш враг, устремил свой взор на Деву пагоды. Этот человек в наших руках: ты хочешь, чтобы он остался жив, или чтобы умер?
Рыбка помедлила и нырнула на дно. Суйод-хан резко встал, зловещая молния блеснула в его взгляде.
— Богиня осудила его, — сказал он мрачно. — Этот человек умрет!
Оставшись один, Тремаль-Найк опустился у подножия статуи, прижимая руки к сердцу, которое яростно билось, как будто стремясь выскочить из груди. Никогда еще подобное волнение не потрясало его; никогда не испытывал он такой радости в своей одинокой и дикой жизни среди джунглей и болот.
— Прекрасная моя!.. — восклицал он, забыв обо всем. — Ты будешь моей женой! Да, прекрасный цветок джунглей, я вырву тебя отсюда. Я предам огню и железу здесь все; я вступлю в схватку с этими извергами, которые заточили тебя здесь. Я вернусь к моим храбрым товарищам, и вместе мы похитим, спасем тебя. Твои стражи сильны и страшны, но я стану сильнее их и страшнее. Я заставлю их дорого заплатить за те слезы, которые ты проливала здесь передо мной. Любовь даст мне силы для этого.
Он встал и принялся ходить, взволнованный, судорожно сжав кулаки, не в силах оставаться в такую минуту неподвижным.
— Бедная Ада! — продолжал он с глубокой нежностью. — Какой рок тяготеет над тобой? Ты сказала, что смерть прервет твою жизнь в тот день, когда ты должна будешь стать моей женой; но я остановлю саму смерть. О я раскрою эту страшную тайну, и пусть тогда дрожат эти негодяи, которые похитили и заточили тебя здесь! Я сумею…
Он остановился, услышав резкие звуки рамсинги. |