На западе уже несколько дней стояла плохая погода, и ожидалось, что она еще ухудшится. В пять часов утра прогноз на 4 июня обещал усиление облачности, сильный ветер и дождь. Уже в этот час канал продували ветры со скоростью 20—30 миль в час, и Роммелю казалось крайне маловероятным, что союзники отважатся на нападение, по крайней мере, в течение ближайших дней. Он открыл дверь кабинета и вышел к своим офицерам на завтрак. На улице со стороны деревушки послышался бой колокола — в церкви святого Самсона звонили к молитве святой Богородице, и каждый издаваемый колоколом звук боролся за свое существование с сильным ветром. Наступило шесть часов утра.

Атлантический вал — система оборонительных сооружений вдоль французского побережья — явился очередным «грандиозным замыслом» Гитлера. До 1941 года победа казалась фюреру и его зазнавшимся генералам столь очевидной, что никому и в голову не приходило строить береговые оборонительные сооружения. После разгрома Франции Гитлер ждал, что британцы попросят мира. Они не попросили. А с течением времени военная и политическая ситуации стали быстро меняться. С помощью Соединенных Штатов Британия стала медленно, но уверенно укрепляться, и Гитлер, глубоко увязший в войне, после нападения на Советский Союз в июне 1941-го, увидел, что побережье Франции больше не является плацдармом для дальнейшей экспансии, теперь оно стало слабым местом в его обороне. А в декабре 1941 года, после вступления Америки в войну, фюрер громко объявил миру, что «от Киркинеса до Пиренеев протянется полоса мощных фортификационных сооружений и опорных пунктов... и мое непоколебимое решение — сделать эти укрепления неприступными для любого врага». Замах был колоссальным — длина этой береговой оборонительной линии превышала 3000 миль.

В 1942 году, когда ход войны стал меняться не в пользу немцев, Гитлер, собирая своих генералов, кричал, что вал должен возводиться с максимальной быстротой. На строительстве укреплений день и ночь работали тысячи насильно согнанных иностранных рабочих, туда уходили тысячи тонн бетона — и во всей оккупированной нацистами Европе его уже нельзя было достать для каких-то иных нужд. В неимоверных объемах требовалась сталь, но в этом материале ощущалась столь острая нехватка, что инженеры часто были вынуждены обходиться без него. К концу 1943 года Атлантический вал, над сооружением которого трудилось более полумиллиона человек, все еще был далек от завершения.

То, что Роммель увидел во время инспекции оборонительной линии, ужаснуло его. Возведение оборонительных сооружений было завершено лишь в некоторых местах, в других же работы еще и не начинались. Хотя даже в таком состоянии Атлантический вал являлся грозной преградой, ощетинившейся на построенных участках стволами тяжелых орудий. По мнению Роммеля, этого было совершенно недостаточно. На его критический взгляд вообще весь этот проект был пустой и нереальной затеей, и он отзывался об Атлантическом вале как о «несбыточном мечтании из Wolkenkuckucksheim (мира грез) Гитлера».

Фон Рундштедт искренне согласился с таким уничтожающим определением Роммеля (наверное, это был единственный раз, когда мнения этих двух военачальников совпали). Старый мудрый фон Рундштедт никогда не верил в стационарные оборонительные линии. В 1940 году он осуществил прорыв во Францию в обход линии Мажино, завершившийся ее поражением. Для него Атлантический вал был «грандиозным блефом... действующим больше на немецкий народ, чем на противника», и мог лишь «на время задержать» продвижение союзников, но не остановить их. Ничто, полагал фон Рундштедт, не сможет воспрепятствовать высадке, и, по его плану, для отражения вторжения следовало отвести войска от побережья и остановить союзников после того, как они выгрузятся.

Роммель же с такой тактикой был совершенно не согласен. Он был убежден, что есть только один способ отразить нападение: встретить его в самом начале; потом уже не будет времени для подтягивания подкреплений, которые, к тому же, скорее всего, будут уничтожены бомбардировками с кораблей и с воздуха или артиллерийским огнем.