Должен ли я вызвать полицию и способствовать аресту Карла? Но в этом случае они могут потребовать документы и у меня, и тогда, скорее всего, мы оба окажемся в заключении до конца войны. Или мне следует считать, что эта нейтральная территория дает нам временную неприкосновенность, подобно храмам в прошлом?
Предположим, я сообщу полиции, кем является этот человек, и нас обоих лишат возможности сражаться дальше. Мое служение моей стране окончится. Что же касается Карла, его место займет помощник, и лодка продолжит свои набеги. Я решил, что буду соблюдать право убежища, которое давала нам эта нейтральная земля.
Вернувшись к Карлу, я сказал, что не вижу оснований для взаимной неприязни только потому, что в нескольких милях отсюда при других обстоятельствах нам приходиться стараться уничтожить друг друга. Он согласился.
Взяв выпивку с собой, мы вышли на улицу и сели на лавочку под каштаном. Там я узнал, как Карл выучился так хорошо говорить по-английски. Его отец возглавлял представительство одной германской фирмы в Лондоне, и Карл проходил обучение в нашей частной школе, а потом в Оксфорде. В Германию он вернулся лишь за год до начала войны. Я спросил, как он добрался до берега, и Карл рассказал, что прошлой ночью подводная лодка всплыла на поверхность и двое членов его команды доставили его на резиновой лодке к побережью и высадили в двух-трех милях отсюда. Они вернутся за ним после полуночи.
— Все утро я покупал яйца на фермах на фунтовую банкноту, которую сохранил как сувенир,— сказал он.— Еда на лодке очень однообразная, люди не ели свежих яиц уже несколько месяцев. Я устроил у дороги в папоротнике целый продуктовый склад.
Когда почти стемнело, Карл сказал, что должен идти. Я прогулялся с ним до конца деревни и у последнего дома остановился.
— Надеюсь, вы уцелеете, Карл.
— Я тоже,— сказал он, криво улыбнувшись.— Желаю вам того же.
— Тогда вам лучше не оказываться у меня на пути. Мне не хотелось бы пустить вас ко дну.
— Не беспокойтесь,— ответил он.— У вас нет никаких шансов! — И медленно пошел прочь.
А я еще некоторое время постоял, вслушиваясь в затихающий шорох его шагов по ведущей к морю песчаной ирландской дороге, испытывая очень смешанные чувства.
Эдвин МЮЛЛЕР
АМЕРИКАНЕЦ, КОТОРЫЙ ТОРГОВАЛ С ГИММЛЕРОМ
Еще в самом начале войны Эрик Эриксон из Стокгольма был занесен союзниками в черный список, будучи обвиненным в торговле с врагом и пособничестве военным усилиям Германии. Разведка союзников сообщила, что Эриксон занимался торговлей немецкой нефтью, совершал частые поездки в Германию и что он был в дружеских отношениях с высшими чинами гестапо.
Разоблачение вызвало в окружении Эриксона шок. Его старые друзья, симпатии которых были исключительно на стороне союзников, теперь, издали завидев его, переходили на другую сторону улицы, а его жена подверглась остракизму. Хотя Эриксон был гражданином Швеции, он родился и вырос в Бруклине, обучался в Корнельском университете и теперь начал получать от своих родственников в Соединенных Штатах письма, полные негодования. Но ничто не могло его остановить.
«Рыжий» Эриксон принадлежал к числу коммерсантов американского типа. Он занялся нефтью потому, что этот бизнес захватывал и давал возможность добиться успеха. «Нефтяная толпа» в 20—30-х годах была интернациональной по своему составу и роду деятельности. В этом году вы встречали человека в Шанхае, в следующем — в Лондоне, а еще через год—в Тегеране. Один год вы могли вести с ним безжалостную конкурентную борьбу, а на следующий оказаться в одном деле. Американцы, англичане, голландцы, немцы — все они жили в атмосфере рискованных предприятий и сделок, нити которых тянулись через границы государств. Через некоторое время Эриксон уже был представителем компании «Техас» в Швеции, а затем стал шведским гражданином и основал собственную компанию по импорту американских нефтепродуктов. |