Так она стала посыльным. Добираясь разными путями до партизанского лагеря, она приносила туда донесения, планы и фотографии. Там же она услышала переданное по рации радостное известие: «Американцы высадились на Лусоне!»

Партизаны отпечатали на мимеографе листовки с известием — ОСВОБОЖДЕНИЕ БЛИЗКО! — с призывом к содействию, и Джоуи пронесла их в Манилу. Там вместе с другими добровольцами, прячась и перебегая с места на место, она рассовала их под двери домов и раздала прохожим.

После этого ей поручили разведать местонахождение японских полевых складов. Однажды ночью в дом к Джоуи постучали, и, открыв дверь, она впустила человека в японской военной форме.

— Это для доктора Герреро,— прошептал он, передавая ей сумку с овощами (так это выглядело со стороны) и быстро вышел.

Ее муж, который также состоял в подполье, взял у нее сумку, оказавшуюся явно слишком тяжелой для овощей, но ничего не сказал. Несколько ночей после этого военные склады сотрясали взрывы. А в дневное время Джоуи отправлялась на поиски новых складов, которые требовали «овощных поставок».

Вскоре Колайко дал ей знать, что она снова нужна в качестве курьера, и Джоуи опять вернулась на Нагкарлан. Она надеялась, что горный воздух восстановит ее убывающие силы. Из-за нехватки пищи и лекарств ее состояние постоянно ухудшалось. Джоуи мучили частые головные боли, ее ступни распухли, на теле появлялись новые язвы. Очень страдая, она молилась, чтобы Бог и возвращающиеся американцы помогли ей.

В начале 1945 года, когда американцы были уже недалеко от Манилы, Колайко дал ей самое опасное задание из всех, что ей пришлось выполнить. Партизаны передали американской армии карту японских оборонительных позиций, на которой был указан свободный от мин проход. Американцы планировали нанести удар здесь, но теперь японцы сильно заминировали и этот участок. Подкорректированную карту было необходимо доставить в штаб 37-й дивизии в Калумпит, в 40 милях к северу от Манилы. Предстояло пройти по широкой зоне боев, где все дороги и тропы охранялись японцами, которые обыскивали всех проходящих. Машина пробраться не сможет. Женщина пешком? Возможно, если она будет маленькой, жалкой на вид и отважной. Возьмется ли Джоуи за это задание?

— Вы просто скажите, куда нужно идти,— был ее ответ.

Некоторое время она шла под покровом ночи, но недостаток сна очень ослаблял ее, а головные боли усиливались. Джоуи решила попробовать идти днем. Первым ей попался японский офицер, который решил ее обыскать. Джоуи показалось, что карта, прилепленная к спине между лопатками, загорелась. Приблизившись, японец разглядел ее лицо — распухшее, все в красных болячках — и, испугавшись, торопливо махнул рукой, разрешая идти дальше. Джоуи знала, что имеет ужасный пропуск, который позволит ей пройти куда угодно.

Проведя в пути два дня и две ночи, она добралась до штаба и отдала карту. Испытывая полный упадок сил от усталости и болезни, она даже не смогла поесть предложенные американцами оладьи с кофе, хотя не пробовала их уже несколько лет.

Обратно ей также пришлось идти через зоны интенсивных боевых действий. Вернувшись в Манилу, Джоуи узнала, что Колайко был смертельно ранен, и отправилась к нему в госпиталь. При ее появлении он попытался приподняться навстречу. «Прекрасная работа!» — были его последние слова.

Она стала ухаживать за ранеными в эвакогоспитале, но ее болезнь, обострявшаяся от переутомления, стала настолько серьезной, что руководство госпиталя предложило ей отправиться в Талу, в филиппинский государственный лепрозорий.