Даже если Вессон был не Сорокой, а лишь его представителем, он показал недюжинные познания. Его с полным основанием можно было назвать экспертом в области миниатюрного искусства. Он вынул из кармана ювелирную лупу и стал тщательно осматривать все вещицы, а я тем временем демонстрировал ему собственные познания, рассказывая о восхитительной эмали табакерок и тонкой работе художника.

Как оказалось, я зря метал бисер. Вессон интересовался лишь ценой каждой вещи да ворчал что-то себе под нос перед тем, как положить на стол очередной предмет и взять следующий, чтобы подвергнуть его столь же скрупулезной экспертизе.

Лишь придирчиво осмотрев все фамильные драгоценности, он проговорил:

— Цены слишком высоки.

Я ответил ему заученной фразой, которую мы подготовили вместе с Холмсом:

— Эти предметы уникальны. На публичном аукционе за них можно было бы выручить значительно больше, однако мой клиент предпочитает продать их частным образом. Тем не менее, если вы решите приобрести все собрание целиком, а не разрозненные вещи, возможно, он немного уступит. Конечно, вы понимаете, что в случае достижения предварительного соглашения мне необходимо будет проконсультироваться с моим клиентом.

Будучи уверен в том, что он примет это предложение, я начал заворачивать драгоценности одну за другой и класть в сафьяновый ларец. Но когда я дошел до миниатюрного портрета молодой дамы кисти Сэмюэля Купера, он схватил меня костлявой рукой за запястье.

— Эту вещь заворачивать не надо, — резко сказал он. — Я беру ее. Вы, полагаю, хотите получить на нее наличными?

С этими словами он быстро вынул бумажник, раскрыл его, отсчитал банкноты и положил их на стол. Пока я с ужасом наблюдал за его действиями, Вессон быстро накрыл красочную поверхность миниатюры ватой и обернул ее в бумагу. К такому повороту событий Холмс меня не подготовил, и, когда миниатюра исчезла в кармане пальто Вессона, я настолько растерялся, что не мог выдавить ни слова. Покупатель, кстати, и не дал мне такой возможности. Уже в дверях он бросил через плечо:

— Передайте вашему клиенту, что я ему еще напишу.

В следующий миг дверь за ним захлопнулась.

Не будет преувеличением сказать, что я впал в шоковое состояние. Какое-то время я так и стоял, будучи не в силах пошевелиться; в голове у меня вертелась лишь одна мысль — о том, что я уже ничего не могу изменить. Вессон ушел и унес с собой бесценную фамильную драгоценность, переходившую от поколения к поколению в семействе Бедминстеров.

Холмс мне так верил, а я его подвел!

С тяжелым сердцем я аккуратно упаковал в ларец остальные сокровища, взял кеб и вернулся на Бейкер стрит. Бросившись в кресло у камина, я не мог думать ни о чем, кроме того, что же мне сказать Холмсу.

Никогда раньше время, казалось, не тянулось настолько медленно. Весь день и весь вечер я слушал бой часов, отсчитывавших каждый час, и ждал, когда же наконец раздадутся знакомые шаги у входной двери. Пробило десять, потом одиннадцать, а от друга моего не было ни ответа, ни привета. Совершенно измотанный бурными переживаниями, в полночь я решил лечь, но толком заснуть так и не смог — возбужденный разум и в забытьи продолжал корить меня за то, что я натворил.

Холмс вернулся домой лишь в половине четвертого утра. Хоть я и дремал, но чувства мои были настолько обострены, что я услышал, как кеб остановился у входной двери и вскоре в замочной скважине повернулся ключ.

Мгновенно очнувшись, я встал, зажег свечу, накинул халат и спустился в гостиную. Там я нашел Холмса, внешность которого сильно изменила наклеенная борода и плоская кепочка. В стакан с виски он наливал из гасогена содовую воду.

— Мой дорогой друг! — сказал он, как только я открыл дверь. — Неужели я вас разбудил? Право, очень жаль.

— Это я должен перед вами извиниться, — запинаюсь, проговорил я.