Карл Улрик, как обычно, попросил своего друга-художника, имевшего подъемник для сбора фруктов, украсить цветными фонариками большую ель, растущую на газоне Норы. Поскольку дом Бакли стоял в конце тупика, дерево всегда было центральным украшением. Когда оно стало слишком высоким, чтобы можно было приставить лестницу, Карл позвал своего приятеля.
— Позволят ли нам новые владельцы украшать ель? — шепнула Рина Джоанне.
Карла заплакала от этих слов, стоя прямо посреди улицы, где подруги наблюдали, как Рик и Карл вешают фонарики под руководством Норы.
— Не нужно, Карла, — уговаривала Тиффани, обнимая подругу. — Все будет хорошо. Я просто уверена!
— Ничто уже не будет прежним, если Нора уедет, — ответила Карла. И подумала, что они промолчали, потому что сказать нечего. Все знают, что она права.
К Рождеству на Энсли-Корт съехались дети, и, как всегда, начались совместные праздники. В первую ночь Хануки все собрались в доме Зелигманов и смотрели, как четырехлетний внук Сэма и Рины зажигает первую свечу. В сочельник их пригласили Джо и Тиффани, которая состряпала традиционную лазанью с сыром и салат. Потом все дружно отправились петь гимны в здешнюю конгрегационалистскую церковь. На Рождество все пришли к Норе поужинать говяжьими ребрышками с гарниром и йоркширским пудингом. После ужина перебрались к Джоанне и Карлу, которые выставили на стол огромное количество десертов. И наконец, в канун Нового года Рик и Карла устроили вечеринку.
Нора тоже веселилась со всеми. Ей было совершенно необременительно готовить и хлопотать по дому, тем более что дети все время куда-то убегали и постоянно ночевали у друзей. Словно ничего не изменилось в ее жизни! Они мало пили, зато наслаждались вкусно приготовленной едой, играли в настольные игры, смеялись и сплетничали. И старательно избегали упоминания о том, что в следующем году в это время в доме Бакли будут жить другие люди.
Настала полночь. Все смотрели по телевизору, как в Нью-Йорке на Таймс-сквер со здания «Нью-Йорк таймс» спускается хрустальный шар, знаменуя наступление Нового года. Потом спели «Забыть ли старую любовь», расцеловались и разошлись по домам, предоставив веселиться детям.
Двадцать девятого Джил вернулась в Северную Каролину. В Дьюке она познакомилась с молодым человеком, ассистентом преподавателя, ведущего программу доктората, и они собирались встретить Новый год вместе. Нора отвезла дочь в аэропорт и, пока они ожидали объявления о посадке, рассказала ей о соглашении, которое должна подписать второго января.
— Только не говори брату, — предупредила Нора. — Я сама скажу ему, когда будет уезжать. Он и Морин отправляются первого, вместо того чтобы ждать до последней минуты. Общежития откроются первого января.
— Какая все это гадость, — горько прошептала Джил. — Как он мог выбросить тебя из дома?
— Пусть это будет уроком тебе, милая. Клади как можно больше денег на свое имя до и после замужества. Не будь доверчивой идиоткой вроде меня.
— Ты не была доверчивой идиоткой, ма. Просто наивной, — запротестовала Джил.
— Это одно и то же, дорогая, там, где речь идет о деньгах и собственности, — горько засмеялась Нора.
Объявили о посадке. Они обнялись, и Нора сцепила руки немного крепче, чем обычно.
— Это еще почему? — с подозрением спросила Джил.
— Просто я тебя люблю и не знаю, когда мы увидимся снова. Неужели мать не имеет права обнять свою взрослую девочку?
— Я приеду, как только ты позовешь, — заверила Джил. — Ты не жертва и не мученица, мама, помни об этом! И звони почаще, ладно?
— Обязательно! — крикнула Нора вслед уходящей дочери.
Вернувшись домой после встречи Нового года, Нора поднялась наверх и собрала вещи сына. |