— У него сил нет, зато у тех, кто в него верит, их в достатке, — влезла в разговор Светлана. — Они туристов…

— Кого?

— Тех, кто на горы приезжает посмотреть, — пояснила оперативница. — Так вот — они их под нож в его славу пускают, на алтари кладут, воскресить Куль-Отыра пытаются. Такое никуда не годится.

— Ты, значит, против? — остро глянула на нее малая. — С чего бы?

— Моя работа — защищать людей от тех, кто им жить мешает, — кивнула Метельская. — И — да, такое надо пресекать, причем жестко. Не будет шанса на то, что он вернется, — со временем пропадут те, кто в это верит. Тогда и крови не будет.

— Ты блаженная? — с сочувствием глянула на нее наша новая знакомица — Чтобы кровушка людская не лилась, всем человекам надо одним махом исчезнуть. Насовсем. Как не было. Вот тогда да, тогда убивства прекратятся. А до той поры всегда найдется повод для того, чтобы друг у дружки жизни забирать. Даже если они голыми и босыми бродить по земле станут, все одно что-то да надумают.

— Ну прямо уж! — усомнилась Марго. — Не совсем мы все сволочи!

— Про тебя разговор особый, ты со смертью давняя подружка, — показала ей язык девчушка. — А человеки… Да как по другому-то? Вот все голые стоят, друг на дружку глядят. Девка лядащая на соседку зырк — а там и волос гуще, и титьки торчком! Эва, да еще и все парни на нее глазеют, слюни до колен пускают! Что, она такое стерпит? Да шиш! Ночи дождется, да камушком подруньку по голове и приласкает. Счастья бабьего всем девкам охота, даже таким, которые говорят, что они лучше одни будут, чем с никчемой каким. Про мужиков и вовсе речи нет, они мигом удами меряться примутся, у кого длинней да горбатей, а оттуда до драки — что от крыльца до отхожего места — два шага, и те бегом. А где драка, там и погибель. Так что пустое твое занятие, милаха!

— Может, и так, — не стала спорить с нахально лыбящейся девчонкой Метельская. — Только я все равно буду на своем стоять. Тем живу и тем крепка.

— Это я понимаю. — Улыбка сползла с лица гостьи. — Вижу, сама веришь в то, что говоришь. Ладно, пусть так. Но ты, парень, мне ответа на вопрос не дал. Какой твой интерес? Зачем тебе та блестяшка, что уехала, да обратно вернулась?

«Блестяшка». Это важное слово. Я же не говорил, что там за артефакт — ни названия не упомянул, ни того, как он выглядел.

И еще — сейчас кривить душой, похоже, нельзя, боком вранье может выйти. Не знаю — чует она ее, нет, но лучше сказать правду. Ну или большую ее часть, в таком количестве, чтобы мои слова не вызвали у этого детектора лжи сомнений или разночтений.

— Я должен передать ее одному человеку. Он коллекционер. Как бы тебе объяснить? Он собирает разные старинные диковины, но не для продажи или дела какого, а просто для души. Чтобы были.

— Ты меня совсем дурной-то не считай, — попросила меня малая. — Кунштов камера такое называется. Никитка Демидов, младший сын Акинфия Никитича, эдакую у себя завел, я про то слыхала. По людям ходил, про былое у них выспрашивал, легенды собирал старые, сказы, иной раз и покупал чего. По людским мерам хлам — от стрелы наконечник, медная поделка какая, бляшка с оленями там… А он за них живую деньгу платил, да не считая! Тут да там — немало разного накопилось. Так что — знаем, видывали!

— Читала я про Никиту Демидова, — снова присоединилась к беседе Светлана. — Все так. Сильно умный был человек, с Вольтером переписывался. Его коллекция потом в Петербург уехала, насколько я помню.