— Трудно было этого не заметить. Но ведь он не нарочно, верно?

— Все дело в том, как вы отнеслись к этому.

— Отнеслась? А что я могла сделать? Как поступила бы ты, если бы человек упал тебе на колени?

Она пожала плечами, видимо, не предполагая такой возможности и не одобряя моего беспечного тона.

Я не могла не рассмеяться, вспоминая, как все это происходило.

— Бедный Оуэн, — сказала я. — Какое потрясение для него! Он совсем не собирался ни танцевать, ни тем более падать во время состязания. Напрасно мы его уговаривали. Танцы не его стезя.

— Конечно, у него полно других достоинств! — язвительно произнесла Гиймот.

Я с неодобрением посмотрела на нее, но она не унималась.

— Как вы не понимаете? Вы так обхватили его… Так смотрели ему в глаза… Кто же мог не видеть этого?

— Дорогая Гиймот, ты сошла с ума!

— Дорогая госпожа… моя милая Катрин… сколько, вы думаете, все это может оставаться тайной? Нужно, пока не поздно…

Однако я упрямо не хотела в эту ночь думать о плохом.

— О какой тайне ты говоришь? — тупо спросила я.

— О какой! Как будто не знаете!

Я не ответила. Наступило молчание. Гиймот со стуком положила гребень на столик.

— В вашем положении вы не должны быть беспечной!

— Но что я могла поделать?

— Поделать, не поделать, а ваша тайна вышла на свет… О, как вы обнимали его! Вы! Королева!

— Все это напрасные страхи, — сказала я, отчаянно желая верить в свои слова. — Объятия, о которых ты говоришь, продолжались всего несколько секунд.

— Но вполне достаточно для того, чтобы у одних гостей появились подозрения, а у других они окрепли… Дело не только в вас, они видели его лицо.

— За одну-две секунды?

— Для взгляда любви достаточно и доли ее! — с прежней горячностью заявила моя верная Гиймот. — О, миледи, умоляю вас подумать о том, что вы делаете! О том, что будет, если недоброжелатели прознают вашу тайну… Если убедятся, что…

— Перестань, Гиймот, ты уже напугала меня. Ты этого хотела?

Внезапно она заключила меня в объятия, и я опять почувствовала себя заброшенным полуголодным ребенком в мрачном «Отеле де Сен-Поль».

— Ну-ну, — сказала она с нежностью, — не надо, моя девочка. Возможно, никто ничего не заметил. Это все мои глупые бредни. Просто я чересчур беспокоюсь за вас… Я больше не буду…

— О нет, Гиймот, продолжай, пожалуйста, беспокоиться. Прошу тебя… Мне так необходимо…

Она гладила мне руки, волосы и тихо говорила:

— Нужно оставить все это, моя дорогая… моя любимая… Потому что слишком опасно. Просто не знаю, что будет, если прознают… Оставьте, пока не совсем поздно… Отправьте его…

— Не могу, Гиймот, — сказала я.

Слезы стояли у меня в горле.

— Но надо… надо! — бормотала она.

— Это свыше моих сил. Я здесь одна. У меня отняли ребенка… Навсегда…

— Он сейчас с вами под одной крышей.

— Это совсем не то, ты прекрасно понимаешь. Я для него не мать больше, просто гостья… Эти милые женщины, Элис и миссис Эстли, они ближе ему, чем я. И с годами он будет отдаляться от меня… Кроме того, Гиймот, ты же знаешь, я люблю Оуэна и не могу представить себе жизни без него.

— Да, знаю, — она вздохнула и поцеловала меня в щеку.