Гиймот заставила меня немедленно лечь в постель, и я подчинилась с большим облегчением и удовольствием.
Конечно, сам переезд таил в себе некоторую опасность. Неминуемы новые слуги, а значит, пересуды и сплетни. Но я верила, что мои верные друзья и помощницы, и Оуэн как главный распорядитель моего небольшого двора, сумеют обеспечить нам всем спокойное существование. Такое, как в Хэдеме.
— Лучше бы оставались на старом месте, — ворчала Гиймот. — Новые стены — новые заботы.
— Мы прожили там слишком долго, — не уставала я объяснять ей. — Это могло вызвать подозрения, будто я больна или, что куда хуже, что-то замышляю в отдалении и тиши…
Дворец Хатфилд выглядел впечатляюще — он был намного больше, красивее и удобнее для жизни, чем скромный Хэдем, и находился в девятнадцати милях от Лондона, что не настолько близко, чтобы можно опасаться бесконечных визитов, и не настолько далеко, чтобы меня могли заподозрить в желании стать отшельницей. Здесь простирались длинные крытые галереи, располагалась часовня с витражами необыкновенной красоты и темным дубовым полом. Я подолгу сидела там, вознося молитвы и глядя, как лучи света играют в цветных стеклах. Я благодарила Бога за то, что послал мне в мужья хорошего человека, за то, что дал сына Эдмунда, и просила не забывать меня, когда придет пора дать жизнь третьему ребенку.
Мне так хорошо и спокойно жилось. Я молилась, чтобы так оставалось и впредь — для меня и всей моей семьи; чтобы всегда мой дом оставался тихим, бестревожным, с мужем, детьми… Чтобы все мы никогда не испытывали страха…
Поэтому, как я уже говорила, меня мало волновали вести, проникавшие в мой маленький семейный мир из-за стен дворца. Однако совсем отгородиться от всего не связанного с моей семьей не представлялось возможным. Хотя бы оттого, что Гиймот все больше интересовалась происходящим во Франции и не умела, да и не хотела об этом молчать.
— …Уверена, это чистая правда, — сказала она однажды.
— Что правда, Гиймот? — спросила я, не поднимая головы от шитья.
— Что Дева послана Господом.
— Опять ты об этом, милая?
— Мадам… дорогая мадам, не только я, все говорят об этом!
— Считают ее святой?
— Да нет… она Божья посланница.
— Разве это не значит, что она святая? — спросила я, хотя не испытывала большого желания продолжать разговор.
— Сама она говорит, что простая деревенская девушка, которая услышала голоса с Неба, повелевающие ей взять в руки оружие и повести солдат к победе.
Я слегка зевнула и продолжала работать иглой, заканчивая вышивку на детской простынке.
Не дождавшись от меня ответа, Гиймот продолжала:
— Идут разговоры, что Орлеан вот-вот перейдет в руки французов. Вы ведь знаете, они осадили город.
— Да, слышала. Но англичане все равно очень сильны.
— Если мы его возьмем, — Гиймот так и сказала — «мы»… — то следующим будет Париж!
— Гиймот, — сказала я, — то, что ты говоришь, здесь могут счесть предательством.
— Но ведь никто не слышит!
Меня она, видимо, в расчет не брала.
— Что же еще тебе известно? — спросила я с улыбкой.
— Говорят, Дева бросается на штурм впереди всех и ведет за собой солдат. Они близки к победе.
Она повторяла уже сказанное только что и чувствовалось, какое удовольствие это ей доставляет.
— Но как она может… женщина? — искренне изумилась я.
— С Божьей помощью, — не замедлила ответить Гиймот. |