Место лагеря находилось в углублении почвы, но само это углубление было на небольшом холме. Поэтому я, встав на ноги, смог разглядеть вдали маленькую светящуюся точку. Протёр глаза, нет, не показалось. Костёр там. Только далеко, на самой грани видимости. Решив поделиться открытием, растолкал Башкина.

– Рано же ещё, – недовольно проворчал учёный. – И очередь не моя.

– Туда смотри, – я указал пальцем вдаль.

– Ага, костёр, – согласился он. – Направление запомни, завтра сходим и проверим.

И всё. Учёный повернулся на другой бок и снова заснул. После полуночи огонёк стал тусклым, а потом и вовсе пропал. Собственно, наш костёр к тому времени также потух, после чего временный лагерь погрузился в полную темноту. В два часа я разбудил Никиту, передал ему прибор, а сам отправился спать. Стоило закрыть глаза, как меня начали тормошить.

– Только лёг… – привычно заворчал я, но тут в глаза ударил яркий свет. – Уже утро?

– Половина девятого, – сообщил Башкин, помешивая кашу в котелке. – Сейчас завтракаем и идём смотреть, кто ночью костёр зажигал.

Завтрак и личная гигиена заняли около получаса, после чего, проверив оружие, мы выстроились в походную колонну и потопали в нужную сторону. Костёр нашли быстро, точнее, это было кострище, явно тут его разжигают регулярно, вокруг много следов, валяется кое какой мусор, даже пара окурков. Отсюда можно сделать вывод, что человечество одичало не до конца, дикари обычно не курят.

Но главной находкой были следы копыт, притом, что копыта были подкованные. Местные ездят на лошадях. Это хорошо, плохо то, что человек, разжигавший костёр, уже мог уехать километров на десять, а обратно вернётся через неделю. Или две. Прикинув направление движения, мы отправились по следам.

Поиски увенчались успехом. Людей мы пока не встретили, зато появились поля, засеянные пшеницей. Исходя из времени года, это были озимые. Поля не могут стоять отдельно от поселений, где то есть деревня. Или хоть какой то хутор.

– Если я правильно понял, то вон там дым, – сообщил Винокур, осмотрев окрестности в бинокль.

– Дым, – согласился Коростин. – И не просто дым, он явно идёт из трубы. Там поселение.

Тут поблизости раздался топот копыт, а следом и лошадь с седоком, который, нецензурно ругаясь, размахивал винтовкой. Я положил ладонь на рукоять револьвера, готовясь встречать не в меру агрессивного селянина. Впрочем, увидев нас, всадник мигом потерял весь свой боевой запал, осадил коня и спешился.

– Извините, не признал, – это был молодой парень, лет двадцать с небольшим, одет с просторные штаны и рубаху из грубого холста, на голове старая шляпа из непонятного материала. В руках он держал винтовку, довольно красивую, но архаичной конструкции, гранёный ствол, большой калибр, ручной затвор. Кажется, даже однозарядная, вроде берданки. А за поясом был заткнут револьвер, также устаревшей конструкции и тронутый ржавчиной. – Редко у нас крепостные бывают.

Слово «крепостные» меня слегка насторожило, но парень явно не вкладывал в него негативного содержания, наоборот, смотрел на нас с нескрываемым уважением.

– Как в деревню попасть? – спросил Башкин. – И кто там старшим?

– Так… – он указал рукой влево, – вон там деревня, километра два всего. А старшим там мой батька, Чуркин Борис Иванович. Он вас ждёт.

Вообще то, ждать нас местный староста не мог, поскольку не догадывался о нашем существовании. Но говорить мы ничего не стали, нас явно за кого то приняли, поэтому мы, поблагодарив парня, отправились по указанному направлению.

Как обычно выглядит деревня? Если иметь в виду юг России, то это чаще всего несколько домов, справа и слева от дороги. Одна единственная улица. Тут было почти то же самое, но с некоторыми отличиями, которые заставляли задуматься.