Но Миша все равно испугался. Вернее, очень натурально изобразил испуг.

– Хорошо! Но вы не волнуйтесь, тут есть… не очень хвалебные слова…

– Вот если «эМ-Ка» меня хвалить начнет, я тебя точно выгоню!

– Читаю, – торопливо отозвался импресарио. – «8 мая в галерее Звягинцевой состоялась…» Э-э-э…

– Миша! – я грозно сдвинул брови.

– «…состоялась, как мы сначала подумали, презентация новой московской помойки. Ан нет! В салоне обосновался вернисаж скандально известного художника…»

– «Художника» в кавычках?

– Да, – виновато признался Миша.

– Так и читай – «художника в кавычках»!

Я улегся на кровать, но не потому, что стало плохо. Наоборот, хотелось с максимальным комфортом насладиться этим опусом.

– «…художника в кавычках Добрышева. Впрочем, этот… в кавычках… деятель искусств совершил полезную для общества работу, собрав металлолом с улиц города. Удивляет другое – удивляют доверчивые посетители, которые гладят эти железяки, надевают их на головы и даже (ужас какой!) лижут их…»

Этот пассаж меня заинтересовал.

– Правда лижут? – спросил я, массируя виски.

– Художник Луговой лизнул «Антрацит», – сознался Миша. – Но я сразу же пресек. Дальше читать?

– Давай.

– «Все эти чесалки хороши для спин бомжей, которые…» – импресарио вдруг запнулся.

– Миш, – сказал я озаренно, – ты им сколько заплатил?

– Да как я мог?!

Менее опытный человек услышал бы в его голосе только гнев праведный. Но я знал Мишу не первый месяц и поэтому погрозил пальцем. Мой импресарио понял, что запираться бессмысленно, и вздохнул:

– Пять штук евро… Но был уговор, чтобы без намеков на прошлое!

– Ничего, ты еще в суд на них подашь, – давясь от смеха, предположил я.

Миша засопел теперь уже с искренним возмущением:

– Я бы и так подал. Мы договорились: я подаю, они извиняются, подписываем мировое… и они получают пять тысяч. Теперь три получат, подлецы!

Я хрюкнул. Миша, с его тонкой натурой, умел найти неожиданное оскорбление. Я сам был свидетелем, как он смертельно унизил одного бизнесмена. Бизнесмен в «ревущие девяностые» явно поднялся на рэкете, и прошедшие годы не изгладили память об этом. Когда Миша, дико извиняясь, отказался продать мое любимое «Пианино» за бешеные деньги, бизнесмен обложил его с ног до головы виртуозным многоэтажьем. А в ответ услышал тихое: «А вы… дурак!». Хорошо, что Меценат не допустил мордобоя, в котором у Миши не было ни единого шанса. Но несостоявшийся покупатель долго еще орал из прихожей: «Меня! Дураком! Ты знаешь, кто я, сука? А меня дураком! Ты у меня кровью умоешься!».

Кстати, потом Миша ему под видом «Пианино» втюхал один из неудачных проектов за половину первоначально предложенной бешенной суммы.

– Миш, – спросил я, вытирая слезы с невидящих глаз, – а почему нельзя было просто заказать им ругательную статью? Официально?

– Во-первых, так никто не делает, – снисходительно ответил он.