– Я мог их всех спасти, ты понял? Надо было просто все сделать правильно! А я не смог! Хотя я ведь пер по колее! Потому что мне надо туда попасть! И все исправить… Но тебя!.. Но ты!.. Я так думаю, тебя можно спасти, и не сходя с колеи! Понимаешь? Ты живой?! Тебе плохо?!

Эк его расколбасило…

– Я живой, – успокоил я разволновавшегося Диму, – мне не плохо. Мне удивительно. Какая колея? Что ты несешь?

– Да неважно! Колея у каждого своя… Просто…

Он вдруг опустился до театрального шепота.

– Я живу уже во второй раз…

Я окаменел. Или поплыл. Или черт знает что со мной стало. «Во второй раз»? Он – такой же, как я?! То есть не совсем такой, я-то уже тысячный раз живу, или стотысячный, а он – всего второй… Но он – тоже?.. Я не один такой в мире?!..

Да, кажется, сегодня мне пригодится помощь бригады кардиологов, что вторую неделю тусуется в домике для гостей. Сердце работает с перебоями.

– Ты… – я вдруг понял, что не могу подобрать нужное слово, – ты… переселяешься в другие тела?

Сказал – и стало мучительно стыдно. Есть вещи, которые оказываются глупостями, как только произнесешь их вслух.

Хорошо, что Меценат смертельно пьян.

– Нет, – ответил он, нимало не удивившись, – я в свое тело вселился. Но по второму разу. Я, понимаешь, жил, жил… А потом ррраз…

Наверное, он что-то показывал руками, забыв про темноту и мою незрячесть.

– …и я снова молодой. – Меценат явно хвастался. – Но все помню! Все будущее помню! И про Тошку, и про отца, и про тебя…

Тут он снова встревожился.

– Только ты не помирай, ладно? Нет, когда-нибудь потом, когда будешь старый и дряхлый – тогда ладно… Тогда все помрем. Но в ближайшее время… Нет, я точно скажу: 13 августа помирать не смей! А то я тебя…

И вдруг он заплакал. Горько и жалко, как ребенок, который смотрит на любимого щенка и просит: «Шарик! Ко мне! Встань, Шарик!». А Шарик валяется на дороге, сбитый самосвалом, и может только поскуливать. Я нашел руку Мецената и погладил ее.

– Дима, ты чего? Ты успокойся!

Он не схватил мою руку, наоборот, словно столбняк на него напал. Сидел и шептал:

– Не умирай!.. Я никого!.. Все… так хоть ты!..

Я гладил его по руке, но он плакал все горше и горше.

– Миша! – негромко крикнул я.

Тут же распахнулась дверь, и Миша, причитая и успокаивая, повел Мецената из спальни.

Я много и с фантазией работал. Миша стоял на стреме, отлавливая папарацци и что-то делая с моими деньгами (он рассказывал про какие-то вклады и фонды, но я старался не вникать). Меценат периодически заезжал, спрашивал, не нужно ли чего. Дважды мягко предложил пройти обследование у специалистов. Один раз я мягко отказался. Второй – 11 августа – согласился. И, судя по вырвавшемуся у Мецената вздоху облегчения, спас себя от многочасовой лекции о пользе медицинских обследований.

Врачи не нашли ничего нового, кроме повышенной усталости и некоторого восстановления зрения. Действительно, какие-то сполохи перед глазами я рассмотрел, но назвать это «зрением» смог бы только безудержный оптимист. Меценат был весел, много говорил о том, как будет здорово, когда (после выставки, разумеется!) я отправлюсь к немецким кудесникам от офтальмологии.