Хотя эти шаги были успешными, Абигейл знала благодаря частной переписке, что в Конгрессе бушуют страсти и его члены расколоты на федералистов и республиканцев. Республиканцы продолжали выступать против законов, имевших отношение к упрочению федеральной власти, постоянной армии и увеличению налогов, к любому акту, с помощью которого центральное правительство могло ослабить полномочия штатов. Они добивались также объявления неконституционными постановлений о чужеземцах и о призыве к бунту из-за опасения, что они могут быть использованы для подавления республиканских газет и преследования республиканских журналистов. Джефферсон и его политический сторонник Джеймс Мэдисон составили то, что именовалось резолюциями Кентукки и Виргинии, нацеленными на предоставление штатам права решать, являются ли конституционными федеральные акты, и требовавшими присоединения других законодательных органов к обсуждению постановлений о чужеземцах и о призыве к бунту, с тем чтобы удалить их из свода законов.

Законодательные собрания других штатов не присоединились к этому требованию.

Оценивая такие сообщения в тишине Писфилда, Абигейл догадывалась, под каким давлением находится Джон и как ему трудно. Как всегда, его трудности умножались в результате действий самих федералистов. Оказав помощь в создании американской военной машины, Гамильтон вроде бы вознамерился использовать ее в своих интересах.

8

Возвращение Томми задерживалось, так как его родители настаивали, чтобы он сел на вооруженное судно Соединенных Штатов. Захват сына президента французским крейсером вызвал бы политический скандал. Он приплыл в Нью-Йорк в январе 1799 года, повидался с отцом в Филадельфии, а затем приехал к матери в Куинси.

Томми пользовался особой любовью матери. Он был баловнем судьбы, и в свои двадцать шесть лет выглядел внушительным мужчиной — коренастым, сильным и уравновешенным. Томми ухаживал за домашней птицей, когда это надоедало старшим детям; помогал матери в устройстве лавки в адвокатской конторе Джона и поддерживал в ней порядок. Не обладая умственными талантами Джонни или Чарли, он имел другой дар — упорство и чувство долга по отношению к семье. Он оставался около Джона Куинси в Берлине целый год вопреки сильному желанию вернуться домой: ведь старший брат нуждался в нем и без него чувствовал бы себя одиноким.

Томми устроился в библиотеке отца. Абигейл была рада видеть его дома. Она вспоминала рассказ Уильяма Шоу о том, как Томми встретился с отцом в Филадельфии. Джон Адамс обнял своего младшего сына, по его щекам текли слезы, и он промолвил:

— Благодарю Господа Бога, мой сын, что ты возвратился в нашу родную страну.

Могли ли чувства матери быть менее теплыми?

Они обедали за маленьким столиком перед камином в гостиной. Абигейл жадно слушала новости, касавшиеся Берлина, но ее прежде всего интересовали планы Томми.

— Ма, я хочу открыть адвокатскую контору в Филадельфии. Ну, ты не будешь часто видеть меня в особняке президента. Я не хочу, чтобы ко мне обращались только потому, что я сын президента.

— Ты не оставил изучения права, Томми?

Томми старательно жевал кусок говядины. Он никогда не требовал многого для себя, у него не было больших запросов или достижений.

— Я не силен в абстрактном мышлении, ма. В том, что Джонни называет общими правилами закона. Я никогда не смог бы, как папа, написать конституцию или аналитический доклад, какой Джонни представляет государственному секретарю. У меня нет дара в философии.

— Это потому, что у тебя практический ум. Ты принадлежишь к числу тех, кто действует, тогда как Джонни и Чарли философствуют насчет последствий той или иной проблемы.