К этому он прибавил, что в случае огласки они будут моментально уволены без рекомендаций.

— Я не говорил такого раньше никому из моих служащих, — заметил герцог, — но поскольку это дело очень серьезное, я хочу услышать от вас слово чести, что никому и никогда не расскажете об этом.

— Даю вам слово чести, ваша светлость! — произнес ночной сторож, и лакей повторил за ним эту фразу.

Уходя, герцог спросил:

— Откуда приехала эта карета?

— Из Лондона, ваша светлость, и кучер говорил мне, они почти четыре часа ехали сюда из-за того, что его преподобие останавливался по дороге у каждой гостиницы, чтобы выпить.

Герцог не произнес ни слова, и лакей продолжал:

— Кучер, ваша светлость, попросил у меня кружку эля, когда приехал, и я дал ему. А когда они отъезжали, он уже распевал песни.

Герцог подумал, что от священника, которого посчастливилось нанять Джослину, ничего иного и не следовало ожидать.

Он знал, в Лондоне всегда можно найти того, кто согласится сочетать пары поздней ночью.

Их часто использовали неразборчивые в средствах женщины, готовые поймать в супружеские сети напившихся богатых мужчин, не соображающих, что с ними происходит.

Если б его женили на Фионе, ему, возможно, и не удалось бы доказать, что брачная церемония была незаконной.

Кроме того, как и рассчитывал Джослин, герцог вряд ли решился бы затеять такого рода судебный процесс, потому что слишком дорожил честью семьи.

Он поднимался к своей спальне, ощущая неизмеримую благодарность за дарованное ему избавление от подобного отчаяния.

Он чудом избежал ловушки, которая; несомненно, разбила бы всю его жизнь.

Готовясь ко сну, он думал о Лавеле.

Не только о том, как она прекрасна, но и о том, какой она оказалась находчивой и умной.

Другая женщина не смогла бы найти какой бы то ни было способ предотвратить эту женитьбу.

Джослин так изобретательно все продумал.

Очутившись в комнате герцога, кузен воскликнул не своим голосом:

— Несчастный случай, Шелдон! В часовне, как ни странно! Я думаю, тебе лучше спуститься туда поскорей!

Упоминание о часовне сразу навело герцога на мысль о Лавеле, и он спросил:

— Кто там? Что случилось?

— Некогда обсуждать, — ответил Джослин, — ты лучше поспеши за мной!

Он устремился вперед, и герцог не мог больше задавать вопросы.

Когда он спустился в часовню, там уже была Фиона.

Джослин тотчас вынул револьвер, и герцог понял, что его заманили.

Он вдруг подумал, как символично, что Лавела, столь похожая на ангела, использовала такую статую, чтобы спасти его.

Он очень гордился этими двумя баварскими ангелами.

Он надеялся, что того, который лежит теперь на каменном полу, удастся полностью восстановить.

Но разве можно сравнить эту неприятность с тем, что он сам получил чудесное избавление по крайней мере на данный момент!

А также с тем, что он любит Лавелу.

«Я слишком стар, чтобы увлечь ее!» — одергивал он себя.

Но, вспоминая, как она ответила на его поцелуй, как она затрепетала в его объятиях, он чувствовал, она любит его.

Любит именно так, как ему хотелось, чтобы его любили.

Не за то, что он — герцог.

В тот миг, когда они молились вместе у алтаря, между ними возникла необычная близость, но он не понял сначала, что это любовь Это было совсем новое чувство, какого ему еще не приходилось когда-либо испытывать.

Вот почему он не распознал его сразу.

Эта любовь не была похожа на яростно бушующий огонь страсти.

На чисто физическое влечение, которое он чувствовал к Фионе и другим женщинам до нее.

Он знал теперь, Лавела обожает его, как и он ее.