Ближе к полуночи выскочили они на улицу и, взявшись за руки, побежали на Москву-реку. Вдруг Санька приостановилась.

— Гляди, — шепнула она Анюточке. — Гляди, какая звезда на небе!.. С хвостом. Никогда такой не видывала. Плохое это знаменье, как думаешь?

— Где, где? — затрепыхалась Анюта. — Покажи…

— Не туда смотришь… Вон она!

Миллиарды звезд сияли на темном и высоком небе, и среди всех — одна с длинным прозрачным хвостом.

— Вижу, вижу! — вдруг закричала Анюта. — Там?

Но неохота ей было глядеть куда-то на небо, на звезды, когда рядом такое завлекательное! Нарядные господа танцевали за окнами богатого особняка, возле которого они остановились.

Она досадовала, что не может хорошенько разглядеть всего, что творится внутри, в доме. Сквозь заиндевевшие стекла окоп лишь во множестве виднелись зажженные свечи. Огоньки их сияли трепетно, радужно, многоцветно, искрясь и переливаясь в каждом, даже самом крохотном, кристаллике. И сквозь непроницаемые завесы инея на стеклах, там, за окнами, проносились смутные очертания танцующих пар.

А Саня все смотрела и смотрела на рассыпанные по небу звезды и на ту звезду, которая, прочертив поперек небо, оставляла за собой длинный серебристый хвост… И вдруг почему-то расхотелось ей идти на Москву-реку. Вдруг почему-то страшно стало и непонятной тоской захолодело сердце.

И стояла она, завороженная, смотрела на небо, на звезды и думала: «Что-то готовит грядущий год?»

Тем временем за большими окнами барского дома нарядные господа и дамы, видно, стали поднимать вверх бокалы, стали чокаться. Через стекла к ним донеслись веселые голоса.

— Пришел Новый год, — тихо сказала Анюта. Санька обняла ее. Прошептала на ухо:

— До веку не забуду, как вы с дедушкой меня приветили, обласкали. Пока жива буду, не забуду вашей доброты и ласки.

Анюточка встрепенулась, топнула ногой и вскричала:

— Ах, mа bеllе, охота тебе такие пустяки на века помнить! Лучше давай так. Ну, повторяй за мною: «Отвяжись худая жизнь, привяжись хорошая! Отвяжись худая жизнь…»

Санька засмеялась, поцеловала Анюту в холодную щеку.

— И то правда — отвяжись худая жизнь… Да и зачем нам худая жизнь?

И Анюточка поцеловала Саню, а поцеловав, вдруг вскричала:

— Санечка, душенька, да ты, никак, плачешь?

— Нет, — сказала Санька и сквозь слезы засмеялась. — С чего бы мне плакать?

— А щеки почему мокрые? Нет, ты мне скажи, ответь: почему плакала?

Да разве могла объяснить ей Саня свои слезы и тоску, которая вдруг стеснила ее грудь. Лишь сказала:

— Пойдем к дедушке.

— Да он спит.

— Не спит, нас ждет…

И мог ли кто-нибудь знать в той полночной Москве, что наступивший год несет тяжкие бедствия всей земле русской, всему народу русскому, а более всего — самой Москве. Веселясь и танцуя на маскарадах, балах и разных иных местах, люди поздравляли друг друга с наступившим 1812 годом, желая друг другу доброго здоровья, долгого благополучия и счастья.

Глава седьмая

В которой Москва ждет приезда двух знаменитых актрис, Саньку же снедает любопытство

Вскоре после Нового года среди театральной публики Москвы разнеслась молва: из Петербурга на гастроли едут две знаменитости — Екатерина Семенова и мадемуазель Жорж Веймер.