Вдруг раздался резкий, громкий, заливистый свист. Три парня выскочили из нашей толпы и молниеносно пронеслись между милиционеров к ограде. Они ловко прыгнули на неё и стали быстро карабкаться. Один соскользнул вниз, замешкался и был тут же схвачен милиционерами. А двое остальных перемахнули ограду и убежали. Они были так быстры, что за ними никто не пустился в погоню.

Наша толпа потеряла форму, заволновалась… Но милиционеры окружили нас и утихомирили.

Офицер в белой фуражке вышел на центр двора, оглядел нас и откашлялся в кулак.

– Здравия желаю! – мощно сказал он и сделал весомую паузу. – С удовольствием поздравляю вас с тем… Что… Вам очень повезло… Вам посчастливилось попасть на самую почётную, славную и прекрасную службу. Вам выпала честь стать военными моряками…

Я помню все подробности и детали того, что творилось со мной и что происходило вокруг меня. Но я не могу и не хочу это описывать и снова переживать.

Нас ещё долго держали на маленькой площади перед призывным пунктом. Я тогда ещё не знал, что эта площадь называется плац.

Мама стояла совершенно неподвижно у самой ограды и неотрывно смотрела на меня. К ней подойти не пустили бы, об этом не было смысла просить. Папа постоянно куда-то быстро уходил и вскоре возвращался с напряжённым и потемневшим лицом.

Он потом расскажет, что отчаянно пытался дозвониться генералу, но никто не отвечал. Он звонил всем знакомым военным или кому-то, у кого есть военные знакомые. Но увы! Выходной день, дивная погода. Генерал наверняка уже съел шашлычок, выпил водочки. И все остальные не засиделись в такой чудесный денёк дома. А мобильной связи не было… Вот и всё.

Не хотел бы я пережить то, что тогда переживал мой отец. Не могу себе такое переживание представить. Ужас беспомощности, тающие надежды, отчаяние, чувство вины и неумолимо бегущее время, в которое ещё можно что-то решить, – всё это вместе. Да ещё и наблюдая, как его единственного сына, неожиданно, вопреки всем гарантиям и договорённостям, забирают невесть куда, и не на два, а на три года… Беспомощность – что может быть страшнее для отца семейства!

Я думаю, что тех двух парней, которых привели и оставили вместо нас с весёлым и добрым толстяком, курировал какой-нибудь другой генерал. Или их родители смогли до кого-то дозвониться. Я же понимаю, что не было ничего личного. Просто так получилось. А я оказался в конце списка. Вот и всё.

Кстати, просто к слову… Я впоследствии в университете познакомился с Юрой Ароновым, который был вторым в том списке. Все они попали в Афганистан связистами. Не все вернулись… Теперь-то мне ясно, что генералам верить нельзя. Капитанам, майорам – ещё можно. А генералам – нет.

Милиция нас сопровождала всю дорогу от призывного пункта до вокзала. Нас вели пешком. Родители шли рядом со мной. Мы всю дорогу говорили, говорили, говорили. Это было невыносимо.

Потом нас долго держали на вокзале. Когда пришёл поезд и прозвучала команда «по вагонам», уже стемнело. К этому времени родители и я совсем устали от прощания, изнемогли, надорвались. Так что, когда нас загнали по вагонам, когда наконец-то поезд тронулся и я оторвался от окна, потому что перрон кончился, родителей уже невозможно было видеть и не было смысла им махать, наступило облегчение, навалилась усталость и опустошение.

Я сидел тихо, откинувшись на стенку. И вдруг мои губы скривило. Я отчётливо представил, как мои родители, вдвоём, едут в автобусе домой по вечернему городу.