На призывном пункте нас с родителями очень буднично и грубо разлучили. Я оказался во дворе, а они за оградой, к которой по всей длине льнули другие родители. У мамы были совсем растерянные глаза.

Какой-то офицер глянул в мои документы и указал на небольшую кучку ребят, жавшихся друг к другу поодаль. Я подошёл к ним. Все они выглядели отличниками и любимыми сыновьями.

Мне заранее было известно, что я буду служить в войсках связи, что сначала нас отправят в «учебку», где мы станем младшими сержантами ЗАС (засекреченная служба связи). Это элитная служба… Так уверял полковник или генерал, с которым папа выпивал и племяннице которого помогал сдать сессию.

Нас таких элитных юношей оказалось десять человек. Мы топтались рядом друг с другом, но разговор не начинали. Все были хорошими и воспитанными, а значит, застенчивыми.

Вскоре к нам подошёл весёлый, толстый офицер в форме военно-воздушных сил. Он потел и постоянно вытирал лицо ладонью. Было жарко.

– Так, – сказал он, подойдя к нам вплотную и быстро пересчитал нас глазами. – У нас комплект. Все в сборе. Ну-ка, – тут он развернул лист бумаги и стал читать, – Абрамов, Аронов, Баранкин, Беседин…

До сих пор удивляюсь тому, что запомнил эти фамилии. Почему? Видимо, в такие жуткие моменты память работает особым образом. Ну и юность, конечно.

Моя фамилия оказалась предпоследней, хотя я привык фигурировать в первой половине любого списка. Но так уж сложилось.

– Вот что, – откашлявшись, сказал офицер, – программа действий такая. Мы ждём здесь час. Никуда не отходите, ни с кем не разговаривайте. С родителями я дам попрощаться… через час получим сухой паёк на дорогу и выдвигаемся автобусом в Новосибирск. В Новосибирске ночуем в отеле без горячей воды, но с туалетом, а утром вылетаем на курорт, в котором вам выпало счастье служить.

Мне сразу стало не так волнительно и страшно. Мне всё понравилось. Понравились мои будущие сослуживцы, понравился толстяк и добряк офицер и понравились обрисованные им перспективы.

– Стойте тут, я скоро приду, – сказал наш офицер и ушёл.

Мы сразу перезнакомились, стали весело разговаривать.

Родителей я видел, они стояли у ограды и неотрывно смотрели на меня. Я махнул им рукой, показал знаками, что подойти не могу, что всё хорошо и чтобы они подождали. Мне стало легко-легко и даже радостно.

Минут через двадцать наш толстяк, громко с просвистом дыша, вернулся, но не один, а с высоким, бледным офицером, который нёс в руках целую стопку бумаг. За ними шли два сутулых парня. Высокий поискал нужный ему лист, нашёл и сунул его нашему толстяку. Тот взял свой список, что-то в нём зачеркнул ручкой и что-то написал.

– Так, – в конце концов громко сказал он. – Ещё раз… Я называю фамилию, вы чётко говорите «я». Абрамов… Аронов… Баранкин… Беседин…

Я откликнулся предпоследним, а последним был рыжий, голубоглазый парень по фамилии Тарасов.

– Ты и ты, – сказал высокий офицер, – идите со мной, – и ткнул пальцем в меня и Тарасова. – А вы, – сказал он сутулым парням, – остаётесь здесь.

Толстяк старался на нас двоих не смотреть, он уткнулся в свой листок.