Я говорил, как сильно люблю тебя? Наверное, уже миллион раз, но никогда не устану это повторять. Я так скучаю по тебе, что даже больно.

Стефани приложила руку к сердцу, точно зная, что он должен был ощущать. Она испытывала такую глубину чувства только раз в жизни и, хотя прошло уже больше десяти лет, помнила все так, словно это было вчера. Любовь, настолько сильная, что отзывалась болью в груди. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, мысли о Уэйде нет-нет да и просачивались непрошеными в ее сознание и отзывались болью в сердце.

Я отдал бы все что угодно за то, чтобы сейчас обнять тебя. Иногда ночью я очень крепко зажмуриваюсь и пытаюсь представить тебя. Пару раз, клянусь, мне показалось, я даже слышал твой запах.

Ну что ж, мне пора закругляться. Становится совсем темно, а нам здесь нельзя зажигать свет, потому что это может выдать наши позиции. Боже, как я буду рад, когда эта проклятая война закончится!

Навеки твой, Ларри.

Долгое время Стефани сидела, уставившись на письмо и пытаясь уяснить для себя то, что узнала о своем отце. Совершенно ясно, что он очень сильно любил маму и беспокоился о ней. Любила ли она его так же, как он ее? Не зная ответа, Стефани сложила письмо и взяла другое из стопки.

Дорогая Жанин!

Я буду папой? Ух, ты, вот это новость! Я так счастлив, просто слов нет! Обидно только, что я торчу здесь, на другом конце света, и не могу быть с тобой. Одно радует: если мои подсчеты верны, я уже буду дома к тому времени, когда наш малыш родится.

Ты хорошо себя чувствуешь? Я знаю, иногда женщин вначале тошнит. Надеюсь, ты не из тех, кого выворачивает все девять месяцев. А живот уже виден? Наверное, это дурацкий вопрос, потому что срок-то ведь у тебя еще небольшой. Бьюсь об заклад, что беременная ты выглядишь ужасно сексуально!

Боже, не могу поверить! Я — папа! К этой мысли еще надо привыкнуть. Когда я вернусь домой, мы найдем свое собственное жилье. Я очень рад, что сейчас ты со своими родителями и они заботятся о тебе, но когда я приеду, то хочу, чтобы бы была только со мной. Я эгоист, да? Ну и пусть! Я так соскучился, что не желаю тебя ни с кем делить, даже с твоими мамой и папой!

Нам понадобится большой дом, потому что я хочу целую кучу детей. Мы никогда не говорили об этом, но я надеюсь, ты не будешь против. Не хочу, чтобы наш малыш рос без братьев и сестер, как я. Поверь, порой мне было так одиноко.

Ты пишешь, что ради меня надеешься, это будет мальчик. Милая, это не имеет значения. Если у нас родится девочка, я буду любить ее не меньше.

Ну, пока все. Надо узнать, не поедет ли кто через город, чтобы привез мне коробку кубинских сигар. Мне есть что отпраздновать.

С любовью, Ларри.

Не в силах больше сдерживать слезы, Стефани уткнулась головой в колени и разрыдалась. Она плакала о юной загубленной жизни, о храбром молодом парне, который воевал в чужой стране, на другом конце света.

Она лила слезы из-за несправедливости того, что никогда не знала своего отца, и слезы гнева на мать за то, что не поделилась с ней своими воспоминаниями о нем.

И еще она оплакивала любовь своего отца к ее матери, любовь, которую он унес с собой в могилу, любовь, которая угасла раньше, чем успела полностью расцвести.

А когда она думала, что слез больше не осталось, то заплакала о своей любви к Уэйду Паркеру и мечтах об их несостоявшейся совместной жизни.

Бормоча проклятия себе под нос, Уэйд хлопнул дверцей грузовика и завел мотор. Он был не в настроении мчаться куда-то среди ночи и играть доброго самаритянина, когда у него раскалывалась голова после стычки с дочерью из-за одежды, которую приличествует носить девочке ее возраста. Нет, он ничего не смыслит в женской моде, но в одном абсолютно уверен: его дочь не наденет на люди топик на шесть дюймов выше пупка и джинсы, сидящие так низко на бедрах, что едва прикрывают зад!

Откуда вообще дети набираются таких идей? — спросил он себя, потом фыркнул, уже зная ответ.