Изменить размер шрифта - +
Приходили люди в храм и каялись, но возвращались в дома свои и жили как прежде, в грехах и пьянстве. Ибо люди слабы, а мир давит на них. И впал я в грех уныния, и запил крепко, поскольку тоже человек и слаб бываю. И в отчаянии своем возопил я к Господу, как Моисей в пустыне, а поскольку пьян был, то кричал в телефон этот дурацкий: «Слышишь ли меня, Господи! К тебе взываю!». И услышал меня Господь. И ответил: «Вручаю тебе людей сих!». И сказал я тогда: «Господи, слабы люди эти и я слаб. Огради малых сих от соблазна!». И стало по слову моему…

Воцарилось молчание. Отец Сергий в задумчивости раскачивался на дубовом табурете, отставив в сторону берестяной стаканчик. Мне очень хотелось что-то сказать, или спросить – но в ничего не приходило в голову. И тут в тишине грянул телефонный звонок. Зеленый пластиковый аппарат грохотал пронзительно, просто подпрыгивая от нетерпения. Меня охватили мрачные предчувствия – не беды или несчастья, а просто – кончалось в нашей жизни что-то хорошее… Отец Сергий подхватил аппарат и тяжелыми шагами удалился в другую комнату. Провода у телефона действительно не было.

Мы сидели, невольно прислушиваясь, но из-за толстой двери не доносилось ни звука. В печке потрескивали дрова, и шуршал чем-то в сенях хозяйственный леший. Открылась дверь. Отец Сергий тихими шагами подошел к столу. На лице его была какая-то удивительная светлая грусть.

– Пора вам, ребята, в обратный путь собираться. Простите, что на ночь глядя выгоняю, но – пришло время.

– Отец, Сергий, мы ж выпимши, как поедем? – растерянно спросил Мишка

– Ништо, Господь управит.

Я неожиданно понял, что совершенно трезв – как будто и не было наших посиделок. Мишка тоже сидел с задумчивым лицом, прислушиваясь к неожиданным изменениям в организме. Господь явно «управил». Впрочем, после всего, что мы услышали сегодня, удивляться не приходилось.

– Что случилось, отец Сергий?

– Закончились труды мои. Иная теперь судьба и у меня, и у паствы моей. А вам, ребята, спасибо за все, а особенно за разговоры наши душевные. Бог даст, и ваша душа когда-нибудь проснется и увидит, как мир устроен, может, тогда и увидимся. На прощание скажу только, что нужно на мир сердцем смотреть, тогда и вам Господь ответит.

 

Свет фар с трудом раздвигал темноту лесной дороги, отвоевывая у нее овальное пятно желтоватой колеи. Размеренно тарахтел двигатель, и погромыхивали на кочках канистры. Говорить не хотелось. Внутри все словно онемело, как под наркозом. Поэтому, когда вперед на обочине резко зажглись фары и закрутились беззвучно красно-синие маячки, мы даже не испугались.

– Попались. – спокойно сказал Мишка, – это тот самый патруль…

– Ну, попались… – так же вяло отреагировал я.

 

– Права и техпаспорт! – тараканоусый сержант, как ни странно, ничем не показал нашего недавнего знакомства. Не узнал, что ли?

Тщательно изучив документы и несколько раз сличив фотографию в правах с Мишкиной круглой физиономией, он поинтересовался наличием техосмотра. Покрутив в руках талончик, милиционер вернул его с явным сожалением – все было в порядке.

– Куда едем?

– Домой! – ответили мы устало.

– А откуда? – задал он тот вопрос, которого мы ждали с самого начала.

– Из Нижней Сосновки, – ответил я обреченно. Врать смысла не было – дорога одна.

– Из какой еще Сосновки? – сержант нахмурился.

– Из Нижней, вестимо.

– Что вы мне заливаете? Нет здесь никакой Сосновки – ни Нижней, ни Верхней, ни Задней!

– Как нет? Вот же, посмотрите! – Мишка достал из «бардачка» карту-двухкилометровку.

Быстрый переход