Кусяшкиным хотела проститься, так вот сбегай к нему, поболтай, он уже пришел в себя.

— Сбегай — это сильно сказано…

— Сползай. Мне, собственно, все равно, какой способ передвижения ты выберешь. Разговори его, ты умеешь. Повыясняй, какие такие у него есть враги.

— Вась, а ты простил меня, ведь правда?

— Потом. Это — потом. Все будет зависеть от качества исправительно-трудовых работ и от поведения в период исполнения наказания. Нам важно не только изолировать преступника, но и перевоспитать его. Поняла?

— Так точно. Разрешите выполнять?

— Да. Позвони мне потом.

— Позвоню (трепещи, жадный Виталик). — А меня пустят? Там же этот стоит…

— Скажи, что я разрешил.

Амбал, охраняющий палату, сразу поверил, что я "от товарища капитана Коновалова", и разрешил войти, "только ненадолго".

Кусяшкин выглядел неважно, но элегантно. Ввалившиеся щеки, серые тени под глазами, скучающий взгляд. Я отказала себе в удовольствии поинтересоваться "Как дела?" или "Как самочувствие?", что на моем месте сделал бы каждый вежливый человек, и начала с увеселительного номера нашей программы — надо же как-то взбодрить умирающего.

— Иван Иванович, позвольте представиться, меня зовут Саша, и это я посылала вам те письма.

Кусяшкин посмотрел на меня внимательно, даже голову повернул, что ему было крайне неудобно делать — мешали трубки, которые по-прежнему торчали у него из носа.

— Зачем? — наконец спросил он слабым голосом.

— Так я думала, что вы убийца. Причем я думала, что вы и меня хотели, то есть пытались убить.

— Вас? Зачем?! — В его безжизненном голосе появились, наконец, некие цвета — не то чтобы интонация, но все же некое подобие. Но меня серьезно тревожила не столько малоэмоциональная речь Ивана Ивановича, сколько скудный словарный запас. Сможем ли мы продолжить беседу, если он знает только одно вопросительное слово «зачем»? И знает ли он такие слова, как «почему», "отчего", а также «где», "когда", «кто» и «чем», так необходимые при расследовании убийства? Проверим.

— После того как я побывала у вас на фирме и мне там все рассказали… — я сделала паузу, позволяя ему вклиниться со своим коронным вопросом, но он не стал этого делать, — потом, вечером, на меня напали, вот видите? — я постучала кулаком по гипсу, — и я решила, что это вы наняли бандитов, потому что я теперь слишком много знаю.

Кусяшкин прореагировал на мой правдивый рассказ прямо-таки бурно. Он закатил глаза и прошептал:

— О Господи!

— Согласна, — сказала я. — Но ведь чего не подумаешь от страху.

— Теперь вы так не думаете? — спросил он и вдруг тяжело закашлялся, из-за чего меня немедленно выставили из палаты. Васе докладывать нечего, зато знакомство состоялось. Пообещав амбалу у двери зайти вечером, я побрела к себе думать. Нет, не похож Кусяшкин на убийцу, не похож, и все тут. Хотя под капельницей все выглядят более-менее мирно.

Васе я все-таки позвонила, главным образом для того, чтобы уточнить мотивы убийства Ку-сяшкина. У Васи было три предположения: деловое, семейное и комбинированное. Деловое — все-таки конкуренты, уничтожающие фирму ВИНТ. Семейное — бывшая жена, претендующая на наследство. Комбинированное — сговор конкурентов с бывшей женой. Дети наследуют все, в том числе и ВИНТ, а Ирина Кусяшкина, будучи опекуном, становится подставным директором фирмы. Последняя версия понравилась мне больше всего, разумеется своей сложностью и замысловатостью.