В таком случае «бывшая» и «будущая» могут даже стать подружками.
Второе правило капитана Коновалова звучало так: "Не оставляй девушку, с которой расстался, своим вниманием". Женщины, учил Василий желторотых сержантов и лейтенантов, не терпят пустоты. Ушел? Прекрасно. Но почему не позвонить, не поболтать по-дружески? Почему не поздравить с праздничком и не подарить цветочек? Им же приятно! Они же будут благодарны! А благодарность — это страшная сила и практически единственное противоядие против накопленных за годы (месяцы, дни) семейной жизни обид.
Третье правило было таким: "Уходя, не говори, что. уходишь навсегда". Зачем сеять панику?
Зачем угрожать бедной женщине тем, что "я никогда не вернусь"? Это так же глупо, как истерически орать "Пожар!" в переполненном концертном зале могут как задавить, так и затоптать. Куда гуманнее сказать на прощание нечто вроде:
"Нам надо отдохнуть друг от друга" и "Поживу-ка я пока на вокзале".
Правила капитана Коновалова действовали безотказно, правда, с «младшей» женой Еленой Василию пришлось труднее, чем с предыдущими. Первый год — целый год! — после развода ни видеть Василия, ни разговаривать с ним она не хотела. Дело в том, что Елена ("знать бы заранее" — говорил он потом) оказалась болезненно ревнива. Уход капитана из семьи был воспринят Еленой как подтверждение ее давних подозрений. Василий, разумеется, был смертельно оскорблен подобными предположениями. "Так нельзя, дорогая, — говорил он, — твоя маниакальная ревность приобретает масштабы стихийного бедствия".
Развеять подозрения бывшей жены было непросто прежде всего потому, что они были абсолютно обоснованными. Василий действительно ушел к той самой девушке, к которой Елена его более всего ревновала в последние месяцы совместной жизни.
— Ты представляешь, — жаловался Василий Леониду, — она уверена, что я живу у Наташи!
— Как ты только терпишь эти гнусные инсинуации? — соглашался Леонид. — И ведь самое обидное, что она говорила бы то же самое, даже если бы ты не жил у Наташи. Вот что отвратительно.
По официальной версии Василий жил то на работе, то у Леонида, то у Гоши и, разумеется, соблюдал строжайшую конспирацию. Его появление с девушкой Наташей в общественных местах было совершенно исключено, а сам Василий появлялся в тех местах, где могла быть Елена, в «прикиде» одинокого холостяка, то есть небритым, в нечищеных ботинках, в грязных свитерах и с авоськой, в которой явственно просматривалась банка килек в томате, пакет кефира и четвертушка бородинского хлеба. Причем если по ошибке он надевал утром чистый свитер, то перед выходом в свет старательно посыпал его пеплом и елозил рукавами по грязным муровским подоконникам.
— Если бы капитан работал с таким усердием, как он жену бывшую тешит, любил сказать полковник Зайцев на летучке, — у нас бы нераскрытых преступлений не было.
Но Василий линию свою гнул усердно, и через год отношения с Еленой наладились, что и требовалось доказать.
Кстати, капитан Коновалов свое второе правило "науки расставания" трактовал довольно широко. Так, к знакам внимания он относил и просьбы служебного характера, которые, как он уверял окружающих, помогают женщине почувствовать свою значимость. "Не рубашки же я ее прошу стирать, — говорил Василий младшему оперативному составу. — Хотя и это иногда допустимо".
Василий считал святым долгом подчеркивать превосходство знакомых дам по поводу и без повода, потому что, в соответствии с его учением, самоутверждаются за счет женщин только сирые и убогие. В дружеском общении с бывшей женой Еленой он мог ненавязчиво давить на ее превосходство как по должности, так и по званию. |