***

        И грызущие душу сомнения, когда Миранис вышел из своих покоев и увидел его… перед которым склонялись даже советники. Его слегка смущенную, спокойную улыбку, ласковый шелк его слов… Целитель судеб, тихий и незаметный на первый взгляд… он умел убедить, обворожить любого. Он входил в тронный зал, и все взгляды цеплялись за него. Он на балу одной улыбкой разбивал сердца даже самым упертым красавицам, хотя видел только свою невесту. Он шел рядом со столь непохожим, но столь же ярким братом, и за ними лился шлейф восхищенного шепота:      

        – Боги, они как боги!      

        Арман это шепота даже не замечал, Рэми чуть краснел, пряча печаль в огромных, выразительных глазах. И этим влюблял в себя еще сильнее…      

***

Может, она все же права?

И раньше Миранис знал, что при дворе его скорее не любят, и когда то это не мешало. Когда то телохранители с легкостью карали каждого, кто осмелился посмотреть косо в сторону принца, и шепотки по углам вдруг прекращались, оставляя легкий привкус страха и купленное грубой силой уважение. И Мираниса это вполне устраивало.

Но с появлением Рэми все вдруг изменилось. Рэми вдруг показал, что может быть иначе. Упрямый и дерзкий, он все равно с легкостью находил общий язык с каждым, и уважение, которое он быстро обрел при дворе, увы, основывалось совсем не на страхе. На восхищении, граничащем с любовью. Как ему это удавалось?

И почему было так противно от его «удачи»? Ведь, сказать по чести, Рэми, целитель судеб, ничего плохого не делал. Рэми верой и правдой служил своему принцу, Рэми все уважение, что получал, всю любовь двора, честно складывал к ногам принца. Но рядом с ним было так невыносимо…

Невыносимо это вечное сравнение! Вечное «он лучший»! Даже в глазах Мираниса, увы, лучший! Но принц не он. Не он наследник Кассии! Не ему садиться на трон, не ему держать власть в своих руках! Проклятие! Пусть правит своей Виссавией, пусть там блестит, как алмаз, в Кассии блистать не ему!

– Миранис? – осторожно вмешался в его мысли телохранитель. – Что тебя так беспокоит, мой принц?

Зеленоглазый, гибкий, вечно растрепанный, погруженный в только ему известные мысли, он дружил со всеми зверюшками, даже самыми опасными. Приносил их в свои покои, выхаживал, пытался таскать на дежурство, искренне не понимая, почему другим это не нравится… И Рэми он, как ни странно, считал красивой, редкой зверюшкой. И если только узнает, почему Мир теперь бесится…

Принц выругался про себя, закрылся от назойливого Тисмена, как и от всех телохранителей. Тис не поймет… Миранис и сам не понимал. Боги, да что же он творит то?

Горечь окатила горячей волной, и принц вцепился в перила, силой воли выгоняя из себя нечто, в чем сам себе боялся признаться. А Рэми, босой, гибкий и поджарый, как молодой волк, шагнул во двор, легким движением плеч сбросил на песок плащ, за ним: короткую, до середины бедер тунику. Пригладил ладонью темные, до плеч, волосы, улыбнулся слегка и лениво повел обнаженными плечами.

Даже глаза синим подведены и щеки рунами раскрашены, как и подобает архану… архан… аристократ до мозга костей. До застывшей красоты в правильных чертах лица, до уверенной плавности в движениях, до каждого жеста, отточенного долгими тренировками. Как дорогая ваза, изящная и хрупкая, на первый взгляд, но, если захочешь, попробуй разбей… у Мираниса как раз такая была в покоях, сколько не швырял о стены… а все была целой.

Да и обучение пошло Рэми на пользу: за полгода, что был телохранителем наследника, он оброс мускулами, и, что самое главное, холодной уверенностью.