Началась война. Анна оказалась крепким орешком, и Грановская решила унять ее пыл и дать ей время подумать. С этой целью ей подбросили наркотики в дом и навели на нее оперативников. Пришлось подбросить деньжат судье, чтобы тот вынес приговор построже. Условия простые: если Анна захочет вернуть бумаги, ее тут же освободят, но Анна решила бежать. Соответственно Грановская приказала разыскать беглянку.

– Кто именно ей подбросил наркотики?

– На это дело послали трех человек. Имя того, кто подбрасывал героин, могу назвать: все тот же Филипп Самохвалов. Он не знал, что его напарники снимают весь процесс на видеокамеру.

– Зачем?

– Если Анна согласится отдать бумаги, то ее придется вытаскивать из тюрьмы. Тогда пришлось бы пожертвовать Самохваловым, сдать пленку в следственные органы и подать документы на пересмотр дела. Девушку посадили ни за что. С учетом взяток дело закрыли бы в течение месяца, и Анну выпустили бы на свободу.

– Скажите, Федор Иваныч, вы готовы все это повторить для протокола и подписать его?

– А почему нет? Кстати, уважаемая Ксения, у вас в папке лежит диктофон и вы ведете запись. Или вы думали, я этого не замечу? – Задорина покраснела. – Я не обижаюсь. Что касается меня лично, то ко мне вы не подкопаетесь ни с какой стороны. Я координатор, а наказывают исполнителей и заказчика. Приказ подложить героин в дом Железняк отдавала Грановская, а исполнял Самохвалов. Но видеоматериалов у меня нет. Протоколы я подпишу, но этого мало. Грановская вам не по зубам. Радоваться рано. С чем пришли, с тем и уйдете. Я могу вам только посочувствовать, как и Анне Железняк. Ее все равно достанут, и Грановская перемелет бедняжку в муку. Ни я, ни вы ничего сделать не можем.

– Уверены?

– Конечно.

– Хорошо. Но давайте попытаемся. Начнем с протоколов.

Ксения открыла папку, достала диктофон, выключила его и вынула бланки. Она не ожидала от встречи с Корякиным таких результатов и торопилась побыстрее все задокументировать. Неслыханная удача!

– Итак, начнем?

Генерал злорадно улыбнулся.

* * *

Сидеть и ждать не имело смысла. Время шло, небо затягивалось тучами.

Коньяк возымел свое действие, как новокаин при зубной боли, страшная картина притупилась в памяти. Они старались не думать о плохом. Поначалу Юзов, тряся тройным подбородком, не хотел идти дальше. Но оставаться одному в пустом доме без замков казалось еще страшнее. Веским аргументом был и появившийся в руках Никиты пистолет егеря. От этого психа всего можно ждать, пальнет не задумываясь.

– Будем идти с ружьями в руках. Нам надо торопиться, пятый час. Хорошего компаса больше нет, с ним шел Сеня. Но я чую, мы уже близки к цели.

– Ружье от капкана не спасет, – пробормотал Юзов. – Ты так и не понял, что Сенька попал в капкан?

– Все! Встали и пошли! Меня тошнит от этой хибары.

Темная стена соснового бора казалась зловещей. Они передвигались как партизаны, пригнувшись с ружьями наизготове. Шли гуськом, соблюдая расстояние метра три друг от друга, озираясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху.

Крупнов поранил себе ногу о какую-то колючку. Пришлось сделать привал. Юзов выдернул из ноги Крупнова три толстые длинные иглы. Рана не кровоточила, но нога покраснела и опухла. Юзов наложил ему повязку из разорванной рубахи, они даже бинт с собой не прихватили, не говоря уже о йоде.

– Спустись, Аркаша, набери воды, слышишь, журчит на дне оврага.