Не знаю, сколько я пробыл без чувств, но, судя по тому, что во рту еще оставался мускатный привкус фисташек, которыми я лакомился в порту, меня еще не перевезли в Микены.

Заметив, что я стряхнул с себя дурман беспамятства, седой что-то шепнул стоящему рядом детине с длинными волосами, тот подошел, поднял меня прямо со стулом и отнес на середину комнаты. Развязал руки и встал за спиной.

— Назови свое имя! — повелительно сказал седой.

— Та… Тар… — Голос мой звучал сипло.

Я осекся, но не потому, что не мог говорить. До меня дошла несуразность вопроса. Они что, не знают, кого схватили?

— Ты прислуживаешь гоплиту, — продолжал между тем седой, не дожидаясь ответа. — Слуга из нижних каст, так? Но ты что-то знаешь о звездных машинах. Откуда тебе это известно, ведомы ли тайны управления? Ответь нам без утайки и можешь ничего не опасаться. Будешь упрямиться — вон тот, что у двери стоит, очень не любит упрямцев.

Я обернулся. Стоящий у двери юноша в темном хитоне приветливо помахал рукой и подошел ближе. Да только улыбнулся он скверно, а на пальцах у него зловеще блеснули шипы и когти строгой рукавицы. Довелось однажды видеть, как стражники усмиряли обезумевшего соратника с помощью таких вот рукавиц. Струйка холодного пота сползла по позвоночнику. Я понял, что меня похитили вовсе не служители Дома Лахезис, а лихие люди. Служители не стали бы задавать странные вопросы. Да я бы сам все выложил, не дожидаясь, когда начнут мозги вытравливать!

Так и этак выходило плохо. Но одно дело — попасть в руки блюстителей порядка, другое — к тем, кто порядок ни во что не ставит. Там смерть достойная и заслуженная, здесь — муки смертные и кончина пустая. Все знают, что последователи Безумного никого живым не отпускают, а кто примет их грязное установление, тому назад дороги нет.

В том, что я оказался в ловушке Безумного ментора, сомнений не было. Обмануть, ограбить, пусть даже убить — пойти на это мог всякий лихоимец, не попавшийся до поры многовидящему оку блюстителей. Но если пахнет сговором, то все ясно. Кто в здравом уме пойдет на такое!

— Отпустите меня, люди добрые, — сказал я. — Ни в чем постыдном не замешан, чту закон и порядок, а ежели вам деньги нужны…

Седой поморщился и сделал знак юноше. Я вместе со стулом повалился на пол. Хорошо, что тот ударил открытой рукой, а не рукавицей, успел подумать я, но тут молодой злодей пару раз пребольно прошелся носком сапога по моим бокам.

— Ну хорошо. — Седой сурово посмотрел на меня, затем перевел взгляд на молчаливого человека в бурнусе: — Покажи ему!

Я подобрался, ожидая нового удара, но человек в бурнусе только извлек из недр своего одеяния небольшую коробочку и, приблизившись, слегка приоткрыл ее. Из щели выметнулась мохнатая клешня и тут же втянулась обратно. Зубы мои застучали от озноба. Укус ядовитого краба бывает хуже смерти, если не принять вовремя противоядия. Умереть не умрешь, но и жизни никакой не будет — руки и ноги отнимутся на долгие годы, если не навсегда, а сам превратишься в пускающего слюни дурачка с разжиженной головой.

— Нам человека убить, что плевок растереть! — гаркнул молодой парень, взмахнув в опасной близости от моего лица строгой рукавицей. — Пойдешь с нами по своей воле — жив будешь, а не хочешь, так все равно пойдешь! Сейчас вырву твою печень и съем, посмотрю тогда, как заговоришь!

— Ты хоть сам понял, что сказал? — огрызнулся я.