— Проводите достойного в гостевые покои, — распорядился Гупта. — Пусть у нас побудет, пока не разберемся.

Саптах побледнел и молча удалился в сопровождение выползшего из отверстия соратника. Признаться, я недолюбливал нашего высокомерного кибернейоса, но после его ухода стало совсем худо, словно оборвалась последняя ниточка, связывающая с миром, который пребывал в покое и довольстве за стенами Дома Лахезис. То, что и Саптах оказался в заточении, утешало, но слабо.

Появился еще один служитель, и протянул высокочтимому свиток. Я заметил, как этот служитель мельком глянул на меня, потом присмотрелся, вздрогнул и отвел глаза.

— Вот даже как… — протянул высокочтимый Гупта и тоже удостоил меня взгляда. — Придется самому посмотреть, — добавил он, сворачивая свиток.

Он пошел к двери, сделав мне знак следовать за ним. Я успел только пролепетать:

— Объясните мне, если можно…

Тут служители рявкнули в один голос:

— Молчать!

Старец чуть не выронил свиток, а у меня подогнулись коленки.

Вскоре я перестал соображать, где мы — высоко или низко, в подземелье или на башне. Лестницы и переходы, подъемники и коридоры, пандусы и галереи вверх, вниз, вверх, вниз…

То и дело нас останавливали стражники, а в узких коридорах из ниш вдруг появлялись служители, преграждая нам путь. Высокочтимый Гупта одним говорил что-то негромко, другим показывал нагрудный знак.

В небольшой круглой комнате с четырьмя дверями нас окружили служители в белых одеяниях, плотно облегающих тело и голову, оставив лишь небольшую прорезь для глаз. Облачение походило на ушитый хитон для людей-разведчиков или на домашнюю одежду чинцев. Но меня уже ничто не удивляло. Тупо и покорно следовал я приказам. Не удивился и когда в комнату принесли ворох белых тряпок, велев всем переодеться. Гупта ворчливо сказал, что ему можно и так, но после короткой перепалки он стянул хитон и позволил служителям одеть себя. Мне, разумеется, никто не собирался помогать, поэтому я чуть не упал, всовывая ноги и руки в тесное одеяние.

Так я корячился, прислонившись к стене, а потом обнаружил, что отверстие рядом — это окно! Я даже успел разглядеть огни ночных Микен. Огни казались маленькими тлеющими угольками и светились внизу. Далеко внизу!

Я понял, что мы в самой башне Сераписа. Хорошего в этом мало: человек добронравный, коим я считал себя до сих пор, о башне без содрогания и помыслить не мог — никто не знает, куда повернут колеса судьбы!

Сейчас эти колеса превратились в жернова и грозят истереть меня в прах. О жена моя и дети, где вы, что с вами, увижу ли вас?..

Очередная дверь, а я им уже потерял счет, была обшита листовой медью. Смотровое окошко чуть приоткрылось, дверь беззвучно отошла в сторону, служитель в белом приложил ладонь к тому месту, где должен быть рот, приказывая хранить молчание, и ввел нас в некое место, которое не могло присниться даже пьяному гоплиту!

Мы оказались на самом верху башни, под ее сияющим сводом. Свет исходил от бесчисленных светильников, которые уходили вниз, в пустое нутро башни Сераписа. Когда у меня перестала кружиться голова, я увидел, что узкий настил, опоясывающий стену и спиралью идущий в глубины, отделяет от искрящейся бездны другая стена, но прозрачная! Словно огромный стеклянный цилиндр поставили на торец, а затем окружили его камнем и деревом.

Толчок в спину — и я последовал за людьми в белом. Настил под ногами был покрыт толстыми циновками, шаги не были слышны. Мы опускались все ниже и ниже. Бесконечные ряды светильников висели на вплавленных в стекло штырях, а рядом с каждым светильником на почти невидимых нитях дрожало тонкое зеркальце.

Еще я заметил, что зеркалец гораздо больше, чем светильников — они свисали причудливыми гирляндами вдоль оси прозрачного цилиндра на растяжках, натянутых поперек ствола во всех направлениях и сверху донизу.