Однако данный случай был отступлением от правила.

Яма не имела определенной формы, просто дыра. И уже точно, она не была похожа на могилу — ни прямоугольной формы, ни аккуратно очерченных углов. Глубже, чем обычно копали пьяницы и старшеклассники, в глубине она была отнюдь не бесформенна, а вроде как шла на конус, и когда Крот сообразил, на что дыра похожа, он почувствовал, как противные мурашки побежали у него по спине.

Она выглядела, как могила, в которой похоронили кого-то до его смерти, а потом этот кто-то пришел в себя и прорыл себе выход из земли наружу голыми руками.

— A-а, чтоб вам пусто, — пробормотал он. — Что за дурацкие проделки. Проклятая шпана.

Больше некому. В яме не было гроба, а сверху — никакой могильной плиты. Все правильно, здесь никогда не было захоронено никакое тело. Ему не нужно было возвращаться в мастерскую, где висела подробная карта кладбища, чтобы удостовериться в этом. Он стоял сейчас на территории шестиместного участка, принадлежавшего главе городской администрации Дэнфорду Китону — Банкроту. И на единственных занятых клиентами местах покоились отец и дядя Банкрота. Их участки находились справа — плиты стояли ровно, красивые и ухоженные.

Крот запомнил этот участок еще по одной причине. Как раз здесь ребята из Нью-Йорка устанавливали свое фальшивое надгробие, когда сочиняли байку про Тэда Бюмонта. У Бюмонта с женой был летний дом в городе, на Кастл-Лейк. За ним следил Дэйв Филлипс, и Крот сам помогал ему асфальтировать въездную дорожку прошлой осенью, перед тем как начался тяжкий сезон листопада. Потом весной Бюмонт смущенно спросил его, ничего, если один фотограф поставит фальшивую плиту на кладбище, чтобы сделать, как он выразился, «фототрюк».

— Если не годится, вы так и скажите, — попросил Бюмонт, стесняясь больше, обычного. — На самом деле это не так уж важно.

— Валяйте, ставьте, — добродушно ответил Крот. — Как вы сказали, журнал «Пипл»?

Тэд кивнул.

— Ну и ну. Надо же, а? Кто-то от «Пипла» приедет к нам в город! Надо будет в лепешку разбиться, а номер этот заполучить!

— Не уверен, что я сам его получу, — сказал Тэд. — Спасибо, мистер Хольт.

Кроту нравился Бюмонт, хоть тот и был писателем. Сам Крот одолел лишь восемь классов — причем восьмой только со второй попытки, — и далеко не все в городе звали его «мистер».

— Эта журнальная братия, наверно, захотела бы снять вас голышом, верхом на старой швабре, торчащей, как задница у Великого Датчанина, если б смогла, верно?

Бюмонт покатился со смеху.

— Ага. Думаю, это бы им точно понравилось, — сказал он и похлопал Крота по плечу.

Фотографом оказалась женщина того сорта, который Крот называл Блядь-высокого-полета-из-города. Городом в данном случае был, естественно, Нью-Йорк. Расхаживала она так, словно ей воткнули одно веретено в верхнюю часть туловища, а другое — в задницу, поэтому обе половины вертелись во все стороны как угодно. Она наняла большой крытый фургон в портлэндском аэропорту и так забила его разным фотооборудованием, что казалось удивительным, как там может еще поместиться она сама, да еще с ассистентом. Если бы фургон оказался тесноват, ей пришлось бы выбирать, от кого избавиться — от ассистента или от каких-нибудь фотоштучек, Крот готов был биться об заклад, что кое-кто из Большого Яблочка станет слезно умолять подбросить его до аэропорта.

У обоих Бюмонтов, приехавших на своей собственной машине и припарковавших ее позади фургона, вид был одновременно и удивленный и смущенный. Поскольку в обществе Бляди-из-города они находились, похоже, по собственной воле, Крот решил, что удивления в них было больше. И все же, чтобы удостовериться наверняка, он сунулся поближе и, не взирая на Городскую Б.