- Не понимаю…

- Эмеральд, как ты выжила? – спрашивает Цимерман, расширяя светлые глаза. – Как ты пережила тот пожар? Никто ведь так и не сказал, что с тобой случилось; каким образом ты оказалась на улице живая и невредимая. Это было чудом. Однако единственное чудо, о котором мне известно, стоит здесь. В соседней комнате.

Мне нечем дышать. Мысли взрываются в моей голове, и я растерянно отхожу назад, все больше и больше расширяя глаза.

- Нет, - встряхиваю волосами, - не может быть.

- Я тоже не поверил. Но потом Эриния нанесла тебе четыре ножевых ранения, а ты, моя дорогая, осталась в живых. Это странно, тебе так не кажется?

- Но это невозможно! – вспыхиваю я. Лицо обдает холодом. Впервые мне становится по-настоящему страшно. – Я старею. Я чувствую. Я…

- Это лишь очередная загадка, ответ которой нам неизвестен. – Мортимер подходит ближе и поджимает губы. – Мне очень жаль.

- Ты лжешь!

- Твой отец пожелал, чтобы ты очнулась. И вот, Эмеральд, ты жива.

- Я не могла умереть. Не могла! – Нервно пожимаю плечами и пронзаю Цимермана обиженным взглядом. – Ты опять пытаешься меня обмануть?

- Нет, дорогая. Не в этот раз. Мы не уничтожим печатную машинку, ведь если с ней что-то случится, умрет не только Сомерсет. Но и ты.

Я резко отворачиваюсь. Сжимаю пальцами талию и смотрю перед собой, пытаясь не сойти с ума, не сорваться на крик. О чем он говорит? Чего от меня хочет? Если бы я была такой, как Сомерсет, я бы не чувствовала. Я бы перестала стареть, перестала замечать, как скоро несется время. Я была бы совсем другим человеком!

- Эмеральд.

- Замолчи! – взрываюсь я и вновь гляжу на старика. Внутри клокочет дикая злость. Я буквально ощущаю, как кожа покрывается жаром, как лицо вспыхивает от испуга и какой-то странной обиды. Так и хочется заорать во все горло: я не верю! Но это будет ложью. Я всю жизнь только и делала, что боролась с темной стороной. Я ненавижу всех, мне чужды людские эмоции, их переживания. Они любят, волнуются, ждут, верят, а я…, я ничего не ощущаю. Во мне живет пустота, и только ярость заполняет уголки рассудка. Как долго не осознавала я, что давно перестала жить. Я умерла семнадцать лет назад, и вместе со мной умерли все мои чувства.

Глаза покалывает. Я порывисто сжимаю их пальцами, а затем обессиленно опускаю руки вниз. Они падают, наливаются свинцом и тянут меня за собой.

- Венера сказала, что я темная, - шепчу я, разглядывая взволнованное лицо Морти.

- Это не так. Дорогая, ты исцелилась, ты чувствуешь!

- Разве? Нет, Морти, нет! Я ничего не чувствую. Уже давно. Мне наплевать на тебя и на мою мать, на отца. Я смогу спокойно жить, если все вы умрете, и в груди у меня ничего не екнет, потому что там ничего и нет.

- Не говори глупостей.

- Так и есть. Я…, я…, - зажмуриваюсь и распахиваю глаза, потерявшись во времени. Голова вдруг кружится. Оглядываюсь и шепчу. – Я – чудовище.

- Эмеральд…

А как иначе? Чего еще я ожидала? Думала, не любить это нормально? Да люди ведь только и делают, что живут ради чувств, ради отношений, ради волнений и удовольствий, ради тепла, грусти, бешеного калейдоскопа эмоций. Жизнь и есть – сплошное ощущение в какой-то момент каких-то событий. А я всегда бегу по острию, надеясь испытать хотя бы толику того, от чего у других сносит крышу. Я испорченный продукт. Девушка без чувств. Полагала, что сама выбрала равнодушие. Но оказалось, что это бесчувствие выбрало ее.

- О чем бы ты сейчас не думала, ты ошибаешься, - восклицает Мортимер. – Человек не может быть темным, когда он отдает свою жизнь за других.