|
Ей было известно, что подруга Сполдинга бросила его то ли в Марселе, то ли в Римини – словом, сразу по прибытии в Европу. Но вот сейчас Сузанне пришло в голову, уж не было ли дело ровно наоборот. Основания? Лишь тот пещерный взгляд, который Сполдинг адресовал Джейн Бойт на снимке совещания с американскими банкирами, которых пригласило в Ирландию правительство де Валера. Не было ли здесь повода для каких‑то трений между Сполдингом и Коллинзом? Что, если он подкатил к Джейн с непристойным предложением или сделал жертвой одного из своих розыгрышей? Коллинз славился рыцарством, немедленно вступался за женщин, если усматривал некое оскорбление. Имелось пять‑шесть зафиксированных историей инцидентов, когда Коллинз, не раздумывая, бросался на защиту поруганного женского достоинства. Самым знаменитым был случай, когда он чуть было не разбил нос лорду Биркенхеду на приеме в Лондоне по случаю мирных переговоров в 1922 году, вообразив, что тот нанес обиду Хейзл Лейвери, хозяйке дома.
Но это не играет роли, верно? Чем сей факт может помочь Мартину с отцом, если они угодят в переделку на море? Все же Сузанна сочла, что добилась кое‑какого прогресса в отношении Гарри Сполдинга. Накапливались подробности, перед глазами потихоньку проявлялась картинка. Вместе с тем придется дождаться завтрашнего дня и встречи с иезуитом в Нортумберленде, прежде чем можно будет рассчитывать на серьезную подвижку. Поиск в архиве «Дейли пост» дал лишь еще один кусочек сведений о Гарри Сполдинге. На сей раз речь шла о крошечном сообщении на второй странице новостей:
«Американский плейбой Гарри Сполдинг снял на лето особняк в престижном квартале Роттен‑роу в Биркдейле. Эпатажный миллионер мистер Сполдинг ранее проживал в номере люкс близлежащего «Палас‑отеля».
Интересно. Буквально за несколько недель героический яхтсмен, превозносимый за свое спортивное мастерство, опустился в глазах публики до простого плейбоя. Неужели его поведение было столь декадентским? Презрительность буквально сочилась с газетных страниц. Создавалось впечатление, что человек попросту не владеет собой. Напоследок Сузанна отыскала ту статью, которую уже показывала Мартину несколько месяцев назад: там рассказывалось об освобождении Джейн Бойт из‑под стражи. Она распечатала текст и сравнила снимок с той фотографией Джейн, где она в костюме авиатора стояла на пляже между братьями Жиро. Одно из этих изображений было сделано при счастливых и благоприятных обстоятельствах, другое же, в сравнении с ним, напоминало кадр, тайком вырванный из мрачной киноленты. Джейн смотрелась по‑прежнему шикарно и на втором снимке: отлично одета, невероятно привлекательна. Но радость жизни исчезла с ее лица. Сузанна шестым чувством понимала, что нехватка прежнего озорства и нахальства, которые были ранее столь свойственны Джейн, объяснялась не только неприятностями ареста. Женщину, вращавшуюся на политических орбитах вокруг Майкла Коллинза, не запугаешь двадцатичетырехчасовым сидением в ливерпульской каталажке. Джейн была слишком цельной натурой – неунывающая, целеустремленная. Но что‑то с ней случилось. Беззаботная искательница острых ощущений, запечатленная в летном костюме, перенесла какое‑то ужасное испытание, результат которого оказался крайне мрачным и удручающим.
На борту «Темного эха»В первые сутки после выхода из Саутгемптона мы отлично вписались в график. К закату яхта преодолела приличную дистанцию от западного побережья Ирландии – последнего перед Америкой куска суши, который остался смазанным пятном над сверкающим морем за кормой. Я стоял у штурвала. Отец расположился на палубе рядом, изучая карту в наступающих сумерках. Развернутый лист он закрепил по углам монетами, перочинным ножиком и латунным карманным компасом и был полностью погружен в дело, не замечая мой пристальный взгляд. Люминесцентное сияние опускавшегося солнца делало его похожим на стареющего киноактера, залитого светом дугового софита. |
