Элис Донт присела за столик с минутной пунктуальностью. Сузанна вскинула голову и тут же попыталась – безуспешно, правда, – спрятать невольный зевок. Элис улыбнулась через плечо на поляка‑официанта. Сняла солнечные очки и положила на стол сумочку. Глянцевая крокодиловая кожа, тускло отливающая золотом застежка.

– Что, милочка, не сумели остановиться после восьмой?

– Не знаю, Элис. Я потеряла счет на шестой, – печально усмехнулась Сузанна.

Не говоря уже про «Мальборо», она почти полностью извела пачку. Тут не помешала бы дублинская пепельница Джейн Бойт. Сузанна заполнила бы ее доверху.

– Женщина, чью биографию вы расследуете, – сказала Элис Донт, – обладала крайне мятежным характером. Она поддерживала суфражисток с момента, когда научилась читать. В политике она не разбиралась, однако высоко ценила внешние проявления. Швыряние кирпичами в оконные стекла. Голодовки протеста. Сидячие демонстрации в Уайт‑холле. Такого рода вещи ее заводили. – Сузанна кивнула. – Кстати, это не мое личное мнение. Я унаследовала его от матери, которая была женщиной доброй и судила о людях беспристрастно.

– Да‑да, прошу вас, продолжайте.

– Джейн Бойт разочаровалась в движении суфражисток, когда Кристабель Панкхерст начала выступать с патриотическими речами в самом начале Первой мировой.

– Но ведь в ту пору она была лишь девочкой‑подростком?

– Разочарованным подростком. Впрочем, ее следующее «дело всей жизни» не заставило себя долго ждать. Пасхальное восстание тысяча девятьсот шестнадцатого года привело к разрушению значительной части центра Дублина. И, добавила бы я, вызвало крайнее неудовольствие большинства жителей. Однако наша мисс Бойт нашла себе очередной боевой стяг.

– Стала фенианкой, – кивнула Сузанна.

– Совершенно верно. В возрасте девятнадцати или двадцати лет она повстречалась с Майклом Коллинзом. Кажется, выполняла для него какую‑то работу. Ходили слухи про любовную интрижку, но то же самое говорили и про всех прочих женщин в его окружении.

Сузанна вновь кивнула.

– На мой взгляд, тут он переборщил, – продолжала Элис. – Я имею в виду, что таким способом Коллинз пытался скрыть свою истинную привязанность к мужчинам.

– Сомневаюсь, – сказала Сузанна.

– Вот как?

– Как вы сами выразились, Элис, это мнение не мое. Но источник информации абсолютно надежный. Коллинз действительно предпочитал девушек.

– Хм. Что ж… Джейн Бойт того заслуживала. Здесь я с вами спорить не буду.

– Семья страдала от такой ее преданности Коллинзу?

– Пожалуй, нет… Уж во всяком случае после войны, когда этот факт стал общеизвестным. Движение фениев всегда нашло бы себе сторонников в Ливерпуле, стоило ему только опереться на жителей Дублина. В те дни в Ливерпуле проживало много католиков ирландского происхождения. Даже больше, чем сейчас. И Патрик Бойт, отец Джейн, принадлежал к их числу. А Коллинз всегда пользовался популярностью в Англии. Когда его поезд прибыл в Лондон для проведения мирных переговоров с Черчиллем, толпа его чуть ли не на руках понесла.

Сузанна и так все это знала.

– Элис, а что еще вы можете о ней рассказать?

Старушка задумчиво повертела в руках стакан с ледяным кофе.

– Наверное, ничего. После гибели Коллинза и братоубийственной кровавой бани ирландской гражданской войны Джейн разочаровалась в прежних своих привязанностях.

– А вчера вы намекали, что много чего про нее знаете.

Элис Донт поерзала на стуле.

– В самом деле?

– Да.

На секунду Сузанна подумала, что ее собеседница ничего не добавит к своим словам, но та вдруг пробормотала почти неслышно: «Пожалуй, вреда от этого не будет… Все‑таки восемьдесят лет прошло…»

Она разговаривала сама с собой.