— О чем хочу?

Айслинн потянула пук травинок, наслаждаясь их силой. Почва была здоровой, растения — крепкими. Она чувствовала паутину корней яблони, под которой они с Кинаном сидели. Его предложение было неожиданным. Айслинн даже растерялась, не зная, о чем спросить. Впрочем...

— Расскажи мне о Мойре. Я ведь могу спросить только у тебя или у бабушки.

— Твоя мать была прекрасна, но меня она невзлюбила. Многие другие... почти все, — добавил он с улыбкой, — были сговорчивы. Меня редко кто отвергал. Всем не терпелось в меня влюбиться. А Мойра была другой — Он пожал плечами — Но я заботился обо всех. И сейчас забочусь.

— И что тебя не устраивало?

— Чтобы помочь им меня полюбить, мне требовалось приноравливаться к их вкусам, привычкам, моде. Я был вынужден учиться новым танцам, читать поэтов, по которым они сходили с ума, осваивать оригами... словом, учиться тому, что умели они.

— А не проще ли было оставаться самим собой?

— Иногда я пытался. С Донией. Она другая. — Кинан осекся и, видимо, пожалел, что упомянул королеву Зимы — Но мы сейчас говорим о твоей матери. Мойра была умна. Теперь-то я понимаю: она знала, кто я такой. В то время я этого не понимал.

— А ты с ней... я хотела сказать... Я знаю, ты соблазнял... то есть...

Щеки Айслинн стали краснее яблок, висевших над ними. У нее язык не поворачивался спросить у своего друга, своего короля, своего возможного... неважно, кого, спал ли он с ее матерью.

— Нет. Я никогда не спал ни с одной летней девой, пока она была смертной.

Кинан отвернулся. Эта тема и для него была слишком щекотливой.

— Я никогда не спал ни с одной смертной женщиной или девушкой. Некоторых я целовал, но не ее. Не Мойру. Почти с самого начала она относилась ко мне пренебрежительно. Я пробовал все: чары, подарки, слова. Безуспешно.

— Вот это да!

— Чем-то она была похожа на тебя, Айслинн. Сильная. Умная. Она боялась меня. — Воспоминания заставили его вздрогнуть. — Я не понимал, почему она смотрела на меня как на чудовище. Поэтому, когда она убежала, я не стал преследовать ее. Я знал: когда она станет летней девой, то непременно вернется ко мне. Знал, что она не согласится на испытание, и позволил ей уйти.

— И что ты делал дальше? Ждал?

— Раз я выбрал ее, я не мог отменить этот выбор и найти другую. — Глаза Кинана погрустнели. — Я знал: Мойра — редкость. Как и ты. Когда я узнал о твоих особенностях, то подумал: если бы она стала моей королевой...

— Я тоже об этом думала.

Айслинн обратила внимание, что они оба говорят шепотом, хотя поблизости не было никаких фэйри.

— А может, я такая, поскольку изменения у Мойры начались, когда она уже была беременна мною?

— Если бы тогда я поступил по-другому... вернул бы ее. Все пошло бы совсем иначе! Знай я, что она беременна, тебя бы после рождения воспитывал двор. Если бы ты росла среди нас, ты не сопротивлялась бы переменам. И тебя бы так не тянуло к смертным.

Айслинн точно знала, о каком смертном идет речь, но сама не допускала мысли, что ее жизнь была бы лучше без той, смертной части. Любовь к Сету стала для нее самым лучшим и совершенным даром. Единственной любовью, какую она знала. Такое не променяешь ни на какие блага двора фэйри! Даже сейчас у нее защемило сердце. Конечно, она ничего не сказала Кинану. Во-первых, потому что он никогда не был человеком и ему этого не понять. А во-вторых, они связаны на всю вечность, и им нужно учиться сглаживать острые углы.

— Я рада, что ты этого не знал, — только и сказала ему Айслинн.

— Итак, Мойра, беременная тобой, меня покинула. В тот год у меня вдруг появилось много свободного времени, и я стал уговаривать Донию меня простить.

Лицо Кинана опять стало печальным.