Используя свой небогатый опыт и сведения, почерпнутые из истории дворов и их правителей, Айслинн помогала своему двору набирать силу. Айслинн стремилась постепенно выправить неравновесие, существовавшее между их двором и двором Доний. Ее королевство, ее подданные, благополучие земли — все это было чем-то большим, нежели ее личный выбор. Айслинн верила в своих фэйри. И могла бы она, испытывая такие чувства, поступить по-другому на месте Кинана? Позволила бы она Элизе умереть? Могла бы спокойно наблюдать, как птенцы и детеныши зверей замерзают и превращаются в куски льда?
— Нет, я бы поступила так же, — призналась Айслинн.
— Не подумай, будто мне хотелось того, что случилось с зимними и летними девами. — Кинан подался вперед. — Ты и представить не можешь, сколько времени я ругал и отчитывал себя за эти вынужденные действия. — Кинан поднял на нее глаза. Многие гаснущие звездочки успела поглотить пустота. — Я хотел, чтобы каждая из них была тобой. А когда этого не получилось, я понял: если не найду тебя, я всех их обреку на медленную смерть.
Айслинн молчала.
«Когда все это началось, ему было столько же, сколько мне. Он выбирал снова и снова. Надеялся».
— Если бы я мог, я бы всем им вернул смертную природу, но даже это не возместило бы им того, что они потеряли. — Кинан начал складывать бумаги. — И даже если бы я смог вновь сделать их смертными, я бы не рискнул предложить такое тебе. Я бы побоялся повторения проклятия Бейры. А на меня бы давил груз сознания, что я забрал смертную природу у той, которая меня спасла. Ты — моя спасительница, а я не в состоянии сделать тебя счастливой.
— Я не спа...
— Спасительница. И в этом — причина наших непростых отношений. Согласна?
— Постепенно мы во всем разберемся, — прошептала Айслинн. — У нас для этого целая вечность.
Она попыталась произнести это как можно веселее, чтобы успокоить Кинана. Айслинн вовсе не жаждала этого разговора, но он начался, и его не оборвешь. Другие темы лучше пока не трогать.
— Разберемся, — тихо сказал Кинан, снова откидываясь на спинку и замирая в такой позе. — И я целую вечность буду искать то, что сделало бы тебя счастливой.
— Я ведь... в общем, я совсем не то имела в виду. Я не жду никаких твоих «придумок». Просто мне... страшно терять тех, кого я люблю. Я не хочу оставаться одна.
— Но ты не одна. Мы вместе на целую вечность.
— Кинан, ты мой друг. То, что тогда произошло... этого не должно было происходить.
Все тело Айслинн свела судорога. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Ты мне нужен, Кинан... но я тебя не люблю.
— Но ты хотела моего прикосновения. Проще всего было бы солгать, однако Айслинн сказала правду:
— Да. Когда ты протянул руку, я хотела только твоего прикосновения и больше ничего.
— А сейчас ты чего от меня хочешь? — неестественно спокойным голосом спросил Кинан.
— Не протягивай руку, — прошептала Айслинн и до крови закусила губу.
Кинан досадливо провел по своим медным волосам, но понимающе кивнул.
— Постараюсь. Это все, что я могу сказать, не погрешив против правды.
Айслинн вздрогнула. Признание было неожиданным.
— Я вечером собиралась пойти поговорить с Донией. Ты же ее любишь.
— Люблю. — Сейчас у Кинана был не менее ошеломленный вид, чем у Айслинн. — Но это не умаляет моих чувств, когда я вижу тебя или думаю о тебе. Особенно когда ты рядом со мной. Признайся: ты испытываешь такие же чувства.
— Любовь и желание — не одно и то же.
— Ты хочешь сказать, что мои чувства — это лишь желание? Ты видишь только это?
Высокомерие, презрение, надменность. Перед нею был тот Кинан, которого она встретила впервые. |