— Хорошо, я повелеваю всем удалиться, — сказал Федор, неуклюже вставая с подарком в руках. — После службы я приму других инородцев и выслушаю бояр.

Борис поскреб бороду, выдавая волнение.

— Батюшка а почему бы не сделать это сейчас? Бояре устанут от ожидания, да и тебе не захочется прерываться. Заверши церемонию, а потом забавляйся в свое удовольствие. Так будет лучше для всех.

— Нет, — заупрямился Федор. — Раз уж бояре устали, пусть уходят совсем. Завтра я соберу их опять, — заявил он непреклонно. — А теперь пусть покинут дворец. Кто задержится, тот заговорщик — так учил меня мой отец.

— Многие будут разочарованы, батюшка, — возразил уныло Борис, понимая, что все теперь бесполезно. — Им ведь так редко доводится тебя лицезреть.

— Завтра они налюбуются на меня вдосталь. Я их послушаю и обласкаю, — отрезал Федор и поманил к себе старшего караульного. — Следуй за мной. Мы пойдем по Красной лестнице, и будем всех удивлять. — Он встряхнул звонницу, колокольчики зазвенели. — Это куда лучше драгоценностей, венгр. Ты меня очень обрадовал и заслужил мою благодарность.

— Эти слова стоят всех наград, государь, — мгновенно откликнулся Ракоци, но Федор уже отвернулся и зашагал к выходу из тронного зала.

— Как же с ним сложно, — произнес тихо Борис.

— Понимаю, — отозвался Ракоци, поднимаясь с колен и обводя быстрым взглядом огромное помещение, уже закипавшее по углам. — Бояре недаром тревожатся, Борис Федорович. Ваш зять не способен править страной. Всем это видно, всех это удручает. Орда не так уж давно согнана с русских земель, поляки и шведы значительно укрепились и готовы к войне. Завоевания могут легко превратиться в потери, а монголы вновь примутся грабить Московию, если Никита Романов запретит Федору противиться им.

— Послушайте, Ракоци, откуда вы знаете о последнем? — изумился Борис.

— Я? — усмехнулся Ракоци. — От бояр.

— Но мне они ничего такого не говорят.

— В силу высокого вашего положения. Они опасаются вас. Я же для них лишь изгой, а потому при мне они более откровенны. И винят вас во многом.

— М-да, — пожал плечами Борис. — Но я не виню их за то. Я ведь и сам разделяю все их тревоги, хотя мало кто понимает меня. Я, например, стремлюсь заручиться поддержкой Европы, чтобы в лихую годину нам не остаться одним, а Никита Романович заявляет, что сотрудничество с иностранцами сродни приглашению татей в свой дом. А есть еще… — Годунов кивнул в сторону Василия и Дмитрия Шуйских. — Есть еще и такие, кто ищет лишь собственных выгод, несмотря на свою родовитость. Максим Севастьянович, — окликнул он вдруг проходящего мимо боярина, — там, в трапезной, приготовлено угощение. Скажите всем, чтобы заходили, я тоже сейчас туда загляну. Никто не должен уйти голодным от государя.

Максим Севастьянович одобрительно склонил голову и прошествовал дальше вдоль длинного ряда бояр, весьма оживлявшихся по мере его продвижения.

— Быть может, и вы присоединитесь к нам? — предложил Борис.

— К сожалению, вынужден отказаться, — ответил Ракоци. — У меня еще много дел. Да и вряд ли моему появлению кто-либо обрадуется.

— А кроме того, — продолжил Борис, — вы никогда не едите на людях. В силу каких-то традиций, как вы объясняли, но я, грешным делом, думал, что вас просто страшит радушие Ивана Васильевича. Теперь же вижу, что загвоздка не в том.

— Не в том, — кивнул Ракоци, увлеченно разглядывая свою рубиновую печатку.