Ракоци, опускаясь на одно колено, промолвил:

— Счастливых дней тебе и приятных ночей, государь.

— Ты не склонил голову, — заметил царь Федор.

Борис, почуяв в его голосе отзвуки присущей Ивану Грозному непреклонности, выдвинулся вперед.

— Граф Ракоци послан к тебе королем Стефаном, батюшка, — пояснил ласково он, — а в Польше того приветствуют именно так. Ему не подобает выказывать тебе большие почести, чем Баторию.

— Пусть склонится, — повторил Федор с ослиным упрямством. — Я так желаю, и я своего добьюсь.

— Но батюшка…

— Если государю угодно, — прервал царедворца Ракоци и встал на другое колено, за что был вознагражден довольной ухмылкой. — Россия великое государство, а я в нем всего лишь маленький чужеземец. Я буду рад обучиться новому обхождению, ведь наставляет меня сам монарх.

Борис, наблюдая, как венгр по всем правилам простирается ниц, с ужасом думал, что будет, если Федору вздумается потребовать того же от немца или британца.

Царь между тем восхищенно всплеснул руками.

— Ах, как прекрасно. Мне это понравилось. Ты можешь оторвать грудь от пола. — Он глянул на шурина. — Борис Федорович, мне нравится его платье. Русь — страна золотого и красного, а он одет в черное с серебром. Это очень красиво.

— Благодарю, государь, — произнес Ракоци выпрямляясь, но не вставая с колен. — Нам, инородцам, не разрешается рядиться во что-нибудь русское, но суровость сего запрета неизмеримо для меня умаляется от сознания, что скромность моего одеяния приятна для царских глаз.

— И говоришь ты красиво. Лучше, чем дядя Никита. — Федор милостиво кивнул. — Ты принес мне подарок, верно? Люди всегда несут мне подарки, и я это очень люблю.

— Подарки всегда приятны, — сказал Ракоци, поднимая с пола ларец.

— Надеюсь, у тебя там не самоцветы? — насторожился вдруг Федор. — Ты задарил отца самоцветами. Но это лишь камни — и все.

— Прекрасно сказано, государь, — отозвался Ракоци. — Весьма мудрое замечание.

Комплимент пришелся по вкусу. Федор весело захихикал.

— Никто из бояр не говорит, что я мудр.

— Мудрость не всем и не сразу видна, государь, — откликнулся Ракоци с искренней теплотой, потрясшей стоящего невдалеке Годунова. — Нет, если в ларце и имеются самоцветы, то их весьма малая толика, а главная ценность моего дара в другом.

Глаза молодого монарха расширились от любопытства, лицо его закраснелось.

— Что же там? Что ты хочешь мне подарить?

Ракоци улыбнулся.

— Я покажу, если государь мне дозволит. — Он посмотрел на шевельнувшихся караульных. — Или сначала пусть кто-нибудь подойдет и убедится, что мое подношение совершенно безвредно.

— Нет, — подал голос Борис, жестом останавливая охрану. — Этого вовсе не надобно. Я готов поручиться, что в сем ларце ничего опасного нет. — Он придвинулся к Ракоци и едва слышно шепнул: — Надеюсь, вы меня не подведете?

— Ни в малейшей степени, — ответил Ракоци, откидывая снабженную пружинами крышку и выставляя на обозрение миниатюрную звонницу, где мягко посверкивали шестнадцать крохотных разнокалиберных колоколов. — Взгляни, государь. Сии колокольчики отлиты из бронзы, а затем позолочены, каждый имеет отменный по качеству звук. Система их строя подобна дорической, а высоты тонов — от верхней к нижним — обозначены мелкими самоцветами и жемчугами.

Федор сполз с трона, оставив корону, и устремился к подарку.