— Лунные кони, влекущие колесницу Смерти, — выспренно объявил Келуман. — Ахал-Теке.

Темные, обычно холодные глаза Ракоци вдруг помягчели. Он подался вперед и своей маленькой, облаченной в перчатку рукой погладил тянущуюся к нему морду, потом потер нос другой любопытствующей кобылке и двинулся вдоль коновязи, дружелюбно похлопывая застоявшихся лошадей и внимательно наблюдая, как они к тому отнесутся.

Возвратившись к Келуману, он твердо сказал:

— Три жеребца и шесть кобыл. Я хочу осмотреть их.

Келуман удивленно раскрыл рот и глянул на Анастасия.

— У него есть разрешение, князь?

Ответ был уклончив.

— Он западный человек, Келуман. И обычаев наших не разбирает. Но он богат, и к нему благоволит государь.

— Да продлит Всевышний его дни, — торопливо подхватил Келуман.

Анастасий кивнул и перекрестился. Он был озадачен, ибо не думал, что венгр решится на столь большую закупку, и попытался сообразить, как поступил бы на его месте Василий, но тут же оборвал эту мысль. Если бы того заботил визит иностранцев на рынок, он был бы здесь, а не посиживал дома. Значит, ему, Анастасию, оглядываться на брата не след. Кашлянув для внушительности, боярин огладил бороду.

— Граф принародно удостоился государевой похвалы, и всем было велено ни в чем ему не перечить. А второй иноземец, — он взмахом руки указал на филолога, все еще озабоченно озиравшего карабаиров, — учитель. Он человек грамотный, многодумный и должен везде поспевать. С ним загвоздки не будет тоже, ибо батюшка к нему добр.

— Воля властителя — воля небес, — сказал Келуман. — Мы прах, по которому он ступает.

— Батюшка ведает о твоем здравомыслии, Келуман, — вкрадчиво произнес Анастасий. — Знай, в скором времени ты получишь награду.

Татарин сделал рукой отстраняющий жест.

— Царь Иван очень щедр, но мне не подобает брать у него что-либо, — заявил он, оглядываясь на лошадей, будто те своим ржанием уже подзывали к нему отряд царевых допытчиков.

Анастасий изобразил на лице озабоченность.

— Но ведь ты столько делаешь для…

— Пустое, — повторил Келуман. — Если мне что-нибудь причитается, оставь это себе. — Он с большой резкостью повернулся и едва не упал, поскользнувшись на тонком ледке. Но его поддержали.

Это был Ракоци.

— Близится ночь, — сказал он бесстрастно. — Лужи покрываются льдом, и даже осторожному человеку не всегда удается сыскать, на что опереться.

Келуман внимательно посмотрел на него.

— Да, — сказал он после краткого размышления. — Это верная мысль.

Ракоци, усмехнувшись, кивнул.

— Я рад, что мы понимаем друг друга. — Он протянул руку к лошадям. — Так я осмотрю их?

Келуман глубоко поклонился, прижав ладонь к сердцу. В глазах его больше не было неприязни.

Ракоци стянул с рук перчатки, неспешно размял пальцы и подошел к ближайшему жеребцу. Взявшись за веревочный недоуздок, он подтянул его морду к себе, осмотрел глаза, обследовал уши. Потом, удовлетворенный увиденным, взялся за мягкие губы и, растянув их, приоткрыл конскую пасть.

Жеребец, удивленный происходящим, взволнованно засопел, потом угрожающе фыркнул.

— Ну-ну, успокойся, — прошептали ему. — Тебе не сделают больно. — Маленькая рука поднялась и потрепала грязно-серую гриву.