И ее ребенок родился в этой же комнате. Здесь же – отвергая все условности своего времени и своего класса – она и спала с Оклендом. Все пространство ее жизни было заполнено ее браком. Окленд спал с левой стороны, а Джейн – с правой. Если его не оказывалось рядом, ей было трудно уснуть, коль скоро она не ощущала успокаивающее тепло его тела. Без кого-либо из них комната пустела, пуста была кровать.

Джейн видела перед собой высокое окно; в ногах стояла колыбелька. Тлели красные угли в камине. Окленд нагнулся поцеловать ее. Понимая, что она выбрала не ту минуту, да и слишком поздно, Джейн все же прибегла к рациональным возражениям, чувствуя в то же время какое-то иррациональное смущение. Она сказала, что идея выбрать Констанцу крестной матерью беспокоит ее. Главное в крестных родителях заключается в том, что они должны быть христианами, в противном случае вся церемония становится бессмысленной. Констанца же, сказала она, сама объявила, что она атеистка, и, когда в последний раз приезжала в Винтеркомб, откровенно отказалась посещать церковь.

– Окленд, – устало сказала Джейн. – Ох, Окленд, почему ты согласился? Я не могу этого понять.

Окленд, который и сам толком не понимал, почему дал согласие – если не считать, что, когда Констанца настаивала, оспорить ее желание было нелегко, – и который жалел, что пошел на это, не мог сдержать раздражения. У их ребенка должно быть два крестных отца и две крестные матери, указал он. Моими крестными отцами станут Векстон и Фредди, и никто из них не отличается особым христианским рвением.

– Фредди ходит в церковь, – сказала Джейн. – Когда он здесь, то ходит в церковь.

– Дорогая, ради Бога! Ходим мы, и он не хочет казаться невежливым по отношению к нам. А Векстона там и не видно, так где твои возражения?

– Фредди хороший человек. Как и Векстон. Я знаю, что он очень религиозен, но по-своему. Ох, Окленд, я не могу этого объяснить.

– Радость моя, я вижу, что не можешь. Думаю, истина в том, что ты не любишь Констанцу. Почему бы не проявить честность и не признаться себе в этом?

– Это неправда. По сути, я не то что не люблю ее. Просто я думаю, что этот выбор ошибочен. Она не в состоянии понять… многое для нее несущественно и бессмысленно. И кроме того, что мы будем делать с Мод?

– Я уже говорил тебе. Мод согласилась приехать.

– Трудно поверить, что она изъявит такое желание. И в присутствии Констанцы. Если они столкнутся, Мод уложит Констанцу на месте, прямо у купели.

Окленд улыбнулся:

– Нет, ничего не произойдет. Она мне обещала. Она будет вести себя безукоризненно. Кроме того, она ведь тоже крестная мать. Она не будет обращать внимания на Констанцу, если это тебя беспокоит.

– Это ужасно. Не могу даже думать об этом. Крестины должны быть полны радости. Празднование, благословения, пожелания – и теперь этого может не случиться. Мод ненавидит Констанцу, а Констанца терпеть не может ее. Вся церковь будет полна злобы, ненависти и отвращения, когда в ней должна царить лишь благодать. И вместо того, чтобы обещать сделать будущее нашей девочки счастливым, мы начнем копаться в прошлом и сводить старые счеты. Окленд, прошу тебя. – Джейн сделала усилие приподняться на подушках. Она взяла Окленда за руку. – Пожалуйста, Окленд, разве мы не можем даже сейчас все изменить?

– Моя дорогая, все уже обговорено. И ничего изменить я не могу. Корабль Констанцы прибыл вчера. И завтра она будет здесь. Что, по-твоему, я должен ей сказать? «Прости, но ты впустую отмахала три тысячи миль – мы передумали: ты не годишься на роль крестной матери»? Дорогая, я не могу этого сделать.