– Стини, пошел вон!

– Ухожу, моя дорогая. – Стини, пусть его и колотило, смог сохранить определенное достоинство. – Я не испытываю желания находиться в твоем обществе. Даже ради такого представления. Настолько плохой игры я не видел на сцене уже много лет. Явно через край, дорогая, даже для тебя – и этим все сказано. Векстон, ты идешь?

– Нет. Ты иди. А я останусь. – Векстон сидел, ссутулясь, за столом, играя ножом и вилкой. – Ты прав. Явно через край. Но в этом есть нечто интересное. Я хотел бы посмотреть, что она планирует в финале.

– Ну, когда она до него доберется, – выбегая из комнаты, на ходу бросил Стини, – спроси ее о том грузчике из нью-йоркского порта. Предполагаю, что это будет весьма интересно.

Стини хлопнул дверью. Векстон перевел взгляд на Джейн, которая не произнесла ни слова, на Окленда, который стоял, повернувшись спиной. Он улыбнулся. Поудобнее устроился в кресле. Налил себе еще один стакан кларета.

– Ты знаешь, – добродушно начал Векстон, – Стини не прав. Я не хочу ничего выяснять о грузчике. И не думаю, что это будет очень занимательно. Теперь ты избавилась от всех, кого хотела убрать с пути… кроме меня…

– Векстон! Как недостойно!

– Почему бы не перейти к делу? Джейн здесь. Окленд на месте. Ты уже пристрелялась. И теперь, предполагаю, ты вышла на главную цель. Валяй, действуй.

– Нет, Векстон, – вмешался Окленд. – С меня более чем достаточно. Это уже не игра. Это моя семья, мои братья. Стини прав. Здесь нет Мальчика, который мог бы встать на свою защиту. И я не хочу слушать, как о нем говорят подобным образом.

– Силы небесные! До чего холодный голос! И что ты собираешься делать, Окленд? Силой выставить меня отсюда? Мне бы это понравилось.

– В этом нет необходимости. Мне кажется, что все это носит несколько однобокий характер. До того, как ты явилась сюда, Констанца, почему бы тебе было не рассказать нам о себе? Почему ты не рассказала о том дне? Ведь это он все спровоцировал, не так ли?

Констанца слегка вздрогнула.

– Знаешь, – медленно начала она, – думаю, что так и было. Я что-то поняла в тот день, и это снова и снова бросалось мне в глаза во всех действиях и поступках. Все в тесном кругу английской семьи. Может, это вообще свойственно семье, как таковой; может, это не чисто английское качество. Предполагаю, что меня это не должно было удивить. Я тут аутсайдер. И всегда была таковой.

– Это неправда, – возмущенно сказала Джейн. – Семья Окленда приняла тебя к себе. Даже сегодня – тебя попросили стать крестной матерью. Окленд согласился. И я пригласила тебя.

– Да, но могу представить, с какой неохотой. Констанца как крестная мать. Я знаю, что ты не могла этого хотеть.

– Ты права. Я этого не хотела.

– Ну-ну, не будем спорить по этому поводу. – Констанца улыбнулась. – Очень здравое отношение. Я всегда старалась укусить руку, которая кормит меня. Знаете ли, врожденный порок натуры. Отвергаю ли я благотворительность? Нет. Думаю, я не люблю, когда мне оказывают покровительство.

– Неужели доброта – это покровительство?

– Джейн, не спорь с ней, это бессмысленно.