О, дорогая, – Констанца легко вздохнула. – Я не сомневаюсь, что, если бы Кути был здесь, он бы наставил меня на путь истинный. Тогда я смогла бы наконец разобраться, почему одна практика более предпочтительна, чем другая. Знаете ли, я думаю, что у меня возникают языковые трудности. Вы с этим сталкивались, Винни? Я совершенно не могу понять, почему страсть и похоть считаются грехом, а любовь добродетелью, хотя любовь доставляет столько хлопот и неприятностей в этом и без того непростом мире. И, кроме того, раз уж мы затронули такую тему, я никогда не могла понять, почему вымученные латинские термины более приемлемы, чем отечественные выражения. Почему кое-кто предпочитает говорить «пенис», когда можно…
– Никогда! – сказала Винни, обретя наконец голос.
– И затем «трахать». Оставляя в стороне тот факт, что просто не существует никакого адекватного глагола, я считаю, что это очаровательное слово, не так ли, Векстон? В нем есть какая-то поэтичность. Начать с того, что в нем есть звукоподражание и…
– Никогда! – снова мощно вскричала Винни. – Никогда в жизни не слышала, чтобы женщина выражалась подобным образом, не слышала, чтобы вообще кто-то так выражался! Эта женщина сошла с ума! Или она напилась?
У Винни на плечах была шаль. При этих словах она стянула шаль, выпрямилась и впилась взглядом в Констанцу. Та уставилась в свой бокал.
– Нет, Винни. Я не напилась. Предполагаю, что вообще ни разу в жизни не испытывала, что такое по-настоящему напиться…
– В таком случае еще хуже, – не без яда ответила Винни. – Я не хочу больше слышать ни одного слова…
– Как и я, – вмешался Фредди. Он встал. Он был откровенно разгневан и посмотрел по другую сторону стола. – Окленд, ты не можешь ли остановить ее? Ты же знаешь, что она собой представляет. Если уж она начнет…
– Констанца…
– Окленд, не будь идиотом. Мы обсуждаем вопросы языка и морали. Я женщина. И довольно хрупкая женщина. Что ты собираешься делать – вышвыривать меня?
– Оставь ее, – спокойно сказала Винни. – Я предпочитаю сама покинуть это помещение. Фредди… будьте столь любезны. Я чувствую, что должна подышать свежим воздухом.
Винни направилась к дверям. Фредди замялся; он оглянулся на Констанцу, словно был готов рискнуть обратиться к ней с последней просьбой. Но выражение глаз Констанцы дало ему понять, что делать этого не имеет смысла: Фредди решил не рисковать. Он двинулся к дверям, предложив руку Винни – небольшой галантный жест, который, как я думаю, будет помниться Винни во время ее вдовства. Выход Винни был поистине королевским; Фредди лишь пытался соответствовать ей. Дверь захлопнулась.
– Меня тошнит, – сказал Стини. Он обмяк в кресле. Выпив стакан вина, он тут же наполнил второй. – Честно, Конни, зачем ты все это сделала?
– Что сделала? – Констанца переводила взгляд с одного лица на другое с невинным выражением. – Это была всего лишь дискуссия.
– Совершенно односторонняя, – наклонился к столу Векстон. – На деле, я бы не сказал, что тут вообще была какая-то дискуссия. Вы сознательно стремились оскорбить Винни.
– Ну, может, я так и сделала, – Констанца слегка усмехнулась. – Лишь чуть-чуть. Вам не кажется, что при своей тонкокожести она глуповата? Сегодня утром она скорчила такую ужасную физиономию при виде моей шляпки…
– Иисусе Христе, – сказал Стини.
– Кроме того, такие люди, как Винни, раздражают меня. Как и ты, Джейн, если ты простишь мне эти слова. |