Присутствовал и Расстригин: раскинулся в кресле, даже толком не глядя на людей. Его старославянский наряд выглядел даже более потрёпанным, чем обычно, а верхние застёжки были нараспашку, демонстрируя его волосатую грудь. Свита у духовного отца тоже присутствовала… но разномастная. Словно цирковая труппа — пёстрая и странная. Но даже в ней выделялся Виктор Беляев — глава полиции Петергофа стоял наособицу в своём военном мундире.

Гул голосов длился несколько минут. После чего толпа начала рассаживаться вновь и появилась возможность задать вопросы в более цивилизованной обстановке. И император небрежным мановением руки выбрал первого репортёра.

— Форум «Сторонний взгляд». Скажите, давно ли между возлюбленными вспыхнуло чувство? — выкрикнул вопрос мужчина, который, если я правильно оценил его странные глаза, вёл через них прямую трансляцию.

— Это, скорее, политический брак, чем вспыхнувшее чувство, — решила ответить юная принцесса, так как жених даже не вздумал повернуться к репортёрам. — Всё во имя империи!

Новый жест и поднялся новый репортёр.

— Добрый день, представитель «Вестника империи», госпожа Панкер, — я не сдержал довольного хмыканья. Журналистка прибыла и оказалась пронырлива ровно так, как я и ожидал, задав один из первых вопросов: — Скажите, ваше решение о замужестве дочери продиктовано тёмными ритуалами, которые проводит над императорским семейством Григорий Расстригин? И если ещё в императорском семействе люди, что не подвержены тлетворному влиянию?

Ещё на середине первого вопроса к девушке рванула охрана. К концу оного, толпа взревела с новой силой, а журналистке пришлось отступить, чтобы её не схватили. При этом Расстригин даже подавился бокалом с мартини, которое пил, а император от шока и наглости на миг растерялся.

Панкер даже без подсказок знала, что говорить — как у истинного журналиста у неё имелось чутье, а ещё полная отбитость, чтобы рискнуть всем и выведать вопрос в центре смертельной ловушки, причём на весь мир. И когда прозвучал второй вопрос, то челюсти капкана захлопнулись — секьюрити схватили репортёра…

Вот только ловушка захлопнулась не для Панкер, а для Расстригина. Ибо отвечая на невысказанный вопрос, вперёд вышел Дмитрий Романов, что был частью свиты своей сестры и до сего стоял в тени.

— Я не под влиянием чар господина Расстригина, потому выступаю против данного бракосочетания. И чтобы защитить честь своей сестры, бросаю вызов Григорию Расстригину на дуэль.

Лицо парня было бледным, но голос не дрожал. Он понимал, что если ошибётся, то покойник. Хотя, судя по взглядам окружающих, большинство его уже считали за живого трупа. Такое уже не замять в узком семейном кругу, всё вынесено на публику. Собственно, отчасти ради этого и разыгрывался театр.

— Что ты о себе возомнил, мальчика! — император мог игнорировать наглого журналиста, но не собственного племянника. — Взять его! Вывести!

Я напрягся. Самый слабый момент: воля императора — это закон для этой страны. Её может изменить только авторитет сразу нескольких высоких родов. И хотя я видел лица союзников в свите императора, но был далеко не уверен, что они вступятся.

— Брат, хватит. Дмитрий прав! Этот фарс давно стоит прекратить.

Из свиты самого императора вышел тот, кто мог поспорить авторитетом со всеми родами. Младший брат императора — Василий Романов.

Краем глаза на трансляции я увидел… «Перстень Десяти щитов». Он красовался на пальце брата императора. Отца Дмитрия Романов. И тут очередной блок пазла сложился: глава рода Суворовых не просто так забрал перстень — он передал его одному из глав государства.

И я даже понимал почему не самому императору: без души, получив защиту от воздействия Расстригина, император бы просто умер — это стало бы приговором как Суворову, так и всему заговорову.