Ответного восторга не последовало. Мари молча протянула руку, а я, переложив одеяло в другую, стал осторожно нащупывать путь на зыбучем песчаном дне прибрежной полосы. Спустя минуту мы стояли на скале. Не будь дождя, мы бы стояли высоко и были бы сухими, но в нынешних условиях стояли высоко, но были абсолютно мокрые. И все же мы стояли высоко. Все остальное не имело никакого значения.

Мы вытянули на берег обе канистры, и я накрыл голову Мари одеялом — дождь можно было бы назвать моросящим только в сравнении с тем, каким он был два часа назад.

— Пойду осмотрю окрестности. Вернусь через пять минут.

— Ладно.— Судя по тону, ей было в данную минуту совершенно все равно, вернусь я или исчезну навсегда.

Но я все же вернулся. И не через пять минут, а через две. Мне не пришлось и восьми шагов сделать, как я тут же свалился в море с другой стороны. Так что нетрудно было догадаться, что наш таинственный остров был в длину всего раза в четыре больше, чем в ширину, и целиком состоял из скалистой поверхности. Хотел бы я посмотреть на таком островке на Робинзона Крузо. Мари шагу не сделала с того места, где я ее оставил.

— Это всего лишь небольшой островок в море,— отчитался я.— Но мы в безопасности. Во всяком случае, на данный момент.

— Да.— Она потерла камень носком башмака.— Это коралл, правда?

— Наверное.— Обласканные солнцем коралловые острова Тихого океана составляли вместе с многими другими темами белые пятна в моей юношеской начитанности, но когда я со всего размаху уселся, чтобы дать отдых ногам и обдумать наше положение, от моего энтузиазма не осталось и следа. Если это коралл, то тогда на нем проходили практику выпускники индийской школы йогов после окончания более простых курсов по лежанию на раскаленных гвоздях. Камни были острые, колотые, с множеством заточенных, как лезвие, краев. Я тут же вскочил как ошпаренный, подхватил канистры и положил их на самый высокий выступ. Потом вернулся к Мари, взял ее за руку, подвел к канистрам, и мы уселись на них бок о бок, подставив спины ветру и дождю. Она предложила мне половину одеяла, и я не стал изображать гордеца и не отказался. Хоть какая-то иллюзия укрытия.

Я пытался с ней заговорить, но она отвечала односложно. Тогда я вытащил из полиэтиленового мешка, спрятанного в канистре, сигареты и предложил одну ей. Она взяла ее, но у нас ничего не получилось, потому что дождь сеял сквозь одеяло как сквозь сито, и в течение одной минуты обе наши сигареты превратились в мокрую кашу. Прошло еще минут десять, и я не выдержал:

— В чем дело, Мари? Я, конечно, понимаю, это не отель «Гранд Пасифик», но в конце концов мы живы.

— Да.— Пауза, потом как само собой разумеющееся: — Я думала, что умру сегодня ночью, я уже приготовилась к смерти, ожидала ее. Я была настолько уверена в смерти, что теперь наступил какой-то период депрессии, некий антишок. Какое-то все нереальное. Не могу поверить. Понимаешь?

— Нет. Почему ты была так уверена, что...— Я осекся.— Неужели зациклилась на этом полоумном бреде, о котором говорила прошлой ночью?

Она кивнула. В темноте я скорее почувствовал, как дернулось одеяло над ее головой, но не увидел этого.

— К сожалению, так оно и есть. Ничего не могу с этим поделать. Может быть, я нездорова? Никогда такого раньше не было.— В голосе ее прозвучала беспомощная нотка.— Все время пытаюсь заглянуть в будущее и не вижу его. А если оно вдруг и промелькнет, то в нем нет меня. Как будто между мною и завтрашним днем плотная завеса, и поскольку ничего сквозь нее не видно, кажется, что за ней ничего и нет. Нет завтра.

— Суеверный бред! — рявкнул я.