— Я где-то слышал, что этот район Тихого океана часто влияет на людей таким образом поначалу. Вызывает чувство нереальности. Не забывай, что я несколько раз видел профессора по телевизору. Он действительно мировая знаменитость. А если хочешь поставить точку над i, подожди, когда появится приятель Хьюелл.

— А что? Как он выглядит?

— Затрудняюсь описать. Ты слишком молода и фильмов о Кинг-Конге не видела. И все же, думаю, ты его не пропустишь, а заодно, пока будешь наблюдать за ним, посчитай, сколько человек войдет и выйдет из рабочего барака. Поэтому я и не хотел, чтобы ты ходила на ужин.

— Это не такое уж сложное задание.

— Не скажи. Они все китайцы и покажутся тебе на одно лицо. И все-таки — будь повнимательней. Сколько из них останется в доме, что вынесут с собой те, что выйдут. Но помни: нельзя, чтобы кто-то понял, что ты считаешь. Когда совсем стемнеет, опусти шторы. Если в них щелей не будет, потихоньку выгляни...

— Почему бы тебе все это не записать? — язвительно улыбнулась Мари.

— Ладно, извини. Совсем забыл, что ты профессионал. Просто подстраховываюсь. Хочу ночью прогуляться, но при этом неплохо бы выяснить поточнее, на каком мы свете.

Она не всплеснула руками, не запричитала, не пыталась меня разубедить. Я даже не стал бы утверждать, что она крепче сжала мою руку. Просто сказала:

— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Нет. Надо убедиться, не врут ли мне мои собственные глаза. И поскольку неприятностей я не ожидаю, не вижу необходимости в твоем присутствии. Но, чур, без обид.

— Ну что ж, револьвер мой остался у Флека, полицейских тут не дозовешься, так что не думаю, что оказалась бы на высоте, если бы на меня набросились. Но если бы кто-то набросился на тебя, я бы...

— Ты все на свете перепутала,— терпеливо принялся объяснять я.— Твой организм не рассчитан на быстроту реакции. А мой рассчитан. Тебе едва ли доводилось видеть кого-нибудь, кто с большей скоростью улепетывает с поля брани, чем Бентолл.— Я пересек комнату, мягко ступая по полу из стеблей кокосовой пальмы, взял вторую кровать (такую же, самодельную) и пристроил ее рядом с кроватью Мари.— Не возражаешь?

— Располагайся.— Она смотрела на меня из-под полуопущенных век, и внезапно губы ее тронула насмешливая улыбка, но насмешка была совсем не та, что когда-то в кабинете полковника Рэйна, в Лондоне.— Тогда я буду держать тебя за руку. Оказывается, ты трусливая овечка в волчьей шкуре.

— Погоди, пока я закончу эго дело,— угрожающе прорычал я.— Ты, я, огни Лондона — берегись.

Она долго молча смотрела на меня, потом оглянулась на темнеющую лагуну.

— Ее совсем не видно.

— Точно. Как обманчива природа. Хорошо, что я не такой впечатлительный. Кстати, о кровати. Не хотел бы тебя разочаровывать, но, боюсь, на время моего сегодняшнего ночного отсутствия придется положить куклу. Не думаю, чтобы кто заподозрил неладное, если моя кровать будет стоять так близко к твоей.— Я услышал голоса и, взглянув в ту сторону, откуда они доносились, увидел, что Хьюелл со своими китайцами рабочими возвращается с работы. Что-то было в Хьюелле типично обезьянье — осанка огромного гороподобного тела, переваливающегося с ноги на ногу, медленное покачивание мощных лап, болтающихся чуть не у самых колен.— Если хочешь наяву увидеть ночной кошмар,— предложил я Мари,— взгляни: наш приятель вернулся домой.

Если бы не физиономия этого типа, не беспрерывная болтовня профессора и не бутылка вина, выставленная им на стол по случаю прибытия дорогих гостей, как он выразился, ужин был бы совсем не плох. Китаец знал свое дело туго и готовил весьма искусно, не ошарашивая при этом изысками типа птичьих гнезд или акульих плавников.