— Это да, русалки те ещё шутницы, — задумчиво протянула Яга. Явно мысли её были где-то далеки от русалок. — Силы ты освоишь, если не помрёшь. Только об одном тебя предупреждаю, внучек. Не торопись могуществом обрастать. Не знаю, остались ли у вас сказки о том, так что словами скажу. Большая сила — она до добра не доводит. Чем дальше ты от человека, тем тяжелей тебя Земле носить. Нам вот пришлось уйти. Давно то было, задолго до разделения Яви. Забыть о ней. Оно ведь как, внучек. Прогуляться-то можно. Заглянуть одним глазком, поглазеть, что происходит. Помочь, может, кому-нибудь, а кого-нибудь и того. Придавить, пока маленький. То мать Земля выдержит, не поломается. Только увлечься страшно. Увлечёшься, заиграешься — и всё, сам не заметишь, как всё вокруг рассыпается, разваливается, и наступает очередной Рагнарёк с Фимбульветтером вкупе… И всё. Дуб или мочало, начинаем всё сначала. Нет места для нас в Яви, не держит она таких. Вот и приходится здесь развлекаться, на границе, потому как в Навь возвращаться тоже не хочется. Так что не ищи большой силы, внучек. Старайся обходиться малым. Старайся жить с тем, что есть. И не увлекайся властью, внучек. Поверь, это дело крайне скучное.

Валерка, неожиданно для себя, проникся этим наставлением ну очень сильно. Он представил себе вечное существование в каком-то абстрактном «нигде», в котором никогда ничего не происходит. Страшно!

— А как мне со Смородиной быть? — Птицын о наставлении Яги решил подумать позже. Когда-нибудь, когда самую главную на данный момент проблему решит, то бишь выживет. — Или в самом деле соваться туда нельзя?

— К Смородине никогда не поздно. И никогда не рано. Смородина — она всегда вовремя, — философски покивала головой женщина. — И не пойти туда ты сейчас не сможешь, если только с моей помощью. Но я тебе помогать делом не стану. К тому ж обещания свои надо выполнять. Слово твоё должно быть твёрже стали и тяжелее горы. Тогда и уважать станут, и бояться. Иди, внучок. Исполняй своё слово. А страх твой и не страх вовсе. Если со Смородиной справишься, то уж обычная речка в Яви ничего тебе не сделает, не сумлевайся даже. Всё, уходи. Устала. Давно гостей не было.

«Да что у них у всех за привычка, отсылать меня куда подальше! Вот вроде бы только что вполне нормально общались, рассказывали интересное, и вдруг — всё. Устала. Интровертка хренова!» — недовольно подумал Птицын, и послушно вымелся из избы. Эльвира, безмолвной тенью, следовала за ним. Искомую речку он сначала услышал — низкий, тяжёлый рёв пробирал до костей, заставлял дрожать поджилки. Этот звук даже сравнить было не с чем. Порой казалось, впереди огромная, разъярённая толпа, но уже в следующий момент всякое сходство с чем-то, что могут издавать живые существа, исчезало и гул становился совсем неопределимым.

Наконец, река показалась. Редкие деревья расступились сами собой, и Валерка со спутницей вышли на берег — из костей, конечно же. То есть сначала, не разглядев, Птицын принял их за крупную гальку, но потом понял свою ошибку. Особенно впечатляли черепа, пялящиеся на него своими глазницами. Впрочем, сама река впечатляла гораздо сильнее. Чёрное жидкое ничто — так, наверное, можно было эти воды назвать. И это ничто было совсем недобрым. Даже мыслей о том, чтобы подойти поближе не возникало — берег периодически грызли протуберанцы речной воды, накрывали собой погрызенные прежними волнами остатки костей и растворяли их в себе полностью.

Валерка покосился на спутницу.

— Эльвира, ты как? Я так понимаю, тебе эта штука особо вреда не нанесёт? Может, сама? — спросил Валерка.