Его, конечно же, нельзя счесть разумным. Она могла бы здраво сказать себе, что встретила Эдварда всего лишь два дня назад и провела в его обществе совсем немного времени. Она могла бы сказать себе, что, в действительности, совсем его не знает. Но здравому смыслу говорить было нечего и некому. Она в него влюблена и будет наслаждаться этим чувством. И то печальное обстоятельство, что она покинет его, как только дети поправятся, и, возможно, никогда снова не увидит, этому не помешает.

Весь час, который они провели на прогулке, ее мысли были заняты только им. Но в оставшееся время она не могла запретить себе думать о чем-то еще. Или, скорее, о ком-то еще. О темном всаднике. О мужчине, который был настолько похож на Эдгара, что прошлой ночью она подумала, что видела именно его. Возможно, именно это сходство заставляло ее так много думать о всаднике. И она была совершенно убеждена, что именно темный всадник звал ее прошлой ночью, или, точнее, печальную леди, которая все еще оставалась в ее спальне. Несмотря на то, что у Эдгара был черный жеребец, столь же сильный и мощный, как и тот, что являлся прошлой ночью, она была уверена, что видела одного из призраков Мэлверна.

Как же глуп был тот опекун, прежний владелец Мэлверна, подумала она. Если бы на месте этой леди у нее самой был шанс бежать и «жить долго и счастливо» с таким красивым и романтичным мужчиной, она бы ухватилась за него, ни секунды не раздумывая. 

Появится ли он снова сегодня ночью, думала она, сидя пополудни в гостиной и слушая беседу между леди Аскуит и женой викария, приехавшей с визитом. Точнее, не слушая. Ее мысли унеслись далеко, и ей пришлось призвать себя к порядку. Жена викария сочла бы ее весьма неучтивой.

Скорее всего, он появится опять. В конце концов, это будет канун Дня всех святых, ночь ночей, когда можно ожидать его появления. Она знала, что не ляжет спать, и будет его караулить. Хотя, с сожалением думала Дина, она сможет только наблюдать чужую страсть, возможно, безответную. Сегодня она уже будет знать, что под окном не Эдгар, а темный всадник. И спускаться к нему нет никакого смысла. И дело не в том, что у нее не хватит храбрости, чтобы проделать это снова. Теперь, когда она видела, как разъярился прошлой ночью Эдгар, повстречав ее снаружи, она ясно представляла, что ее ждет, если он снова поймает ее на том же самом.

Она не могла дождаться наступления ночи. Ею овладело странное и необъяснимое стремление снова увидеть его. Возможно потому, что он был верен своей истинной любви почти два столетия, снова и снова возвращаясь, чтобы простирать к ней руки в молчаливом призыве и умолять уехать с ним. Каким же замечательным должен быть предмет столь сильной и столь долгой любви. А возможно дело было в его сверхъестественной схожести с Эдгаром, и поэтому ей мнилось, что он искал ее, Дину, мнилось, что именно к ней он протягивал руки.

Ах, как это романтично, вздыхая, думала Дина. Иногда, по сравнению со всем этим, настоящая жизнь кажется такой унылой. Вместо того, чтобы тосковать по ней и простирать к ней руки, Эдгар только и делал, что поддразнивал ее и пытался запугать. В его теле явно отсутствовала романтическая жилка.

Итак, был Эдгар – такой, каков он есть, и Эдгар, каким он мог бы быть, – темный всадник.

Это был во многих отношениях унылый день, хотя Дина так глубоко погрузилась в свои мысли, что не испытывала особой скуки. Кроме утренней поездки и послеобеденного визита, ее ожидала прогулка по внутреннему двору с леди Аскуит, утверждавшей, что слишком утомилась утром от домашних дел, чтобы идти дальше. А также час за вышиванием и беседой. И возможность почти час поиграть на фортепьяно в музыкальной комнате. 

Она почти не видела лорда Аскуита, кроме как в столовой. Даже после обеда он исчез и появился только для того, чтобы нарушить тихий и приятный вечер, сначала хмурясь, а затем, так широко улыбаясь, словно до него дошло, что выглядит как сплошной комок нервов.