Размышляя подобным образом, он дошел до подъезда, в котором жил Коломиец. «Спокойно», — напоследок предупредил себя Илларион и вошел в подъезд.

Ответом на звонок в дверь была гробовая тишина. «Отлично, — подумал Забродов. — Ну а на что ты надеялся? Что он будет сидеть и дожидаться, пока за ним придут?»

Он позвонил еще дважды, а потом на всякий случай постучал по двери кулаком — не слишком сильно, но так, что по лестничным маршам пошло перекатываться гулкое эхо.

В квартире Коломийца по-прежнему царила гробовая тишина, зато соседняя дверь вдруг открылась, явив взгляду Иллариона сморщенную старушенцию лет семидесяти пяти, одетую в растянутые тренировочные брюки и полосатую вязаную кофту.

— Чего буянишь-то? — сварливо осведомилась она, сверля Забродова черными буравчиками глаз. — Чего хулиганишь? Нету его дома. Два дня уже как нету. Уехал куда-то.

— Уехал? — удивился Илларион. — А куда, не подскажете?

— Мне не доложился, — отрезала старуха и захлопнула дверь.

Илларион немного потоптался на лестничной площадке, а потом позвонил в квартиру своей неприветливой собеседницы.

— Ну, чего тебе надо, настырный? — донеслось сквозь дверь. — Ступай домой, покуда я в милицию не позвонила!

— Бабуся, миленькая, — взмолился Забродов, — пустите позвонить! Мне как раз в милицию и надо. Я не грабитель, ей-богу! Могу паспорт показать!

— А вот как дашь ты мне по голове, — ответила вредная бабка, — что толку от твоего паспорта! Может, ты и не грабитель. Может, ты людоед? Почем я, старая, знаю?

Илларион скривился, представив себе жаркое из старухи.

— Ты рожу-то не криви, — строго сказала бабка, которая, по всей видимости, подглядывала в дверной глазок. — С голодухи и такая старая вобла, как я, лучше курятины пойдет.

— Я сытый! — ударив себя кулаком в грудь, вскричал Илларион.

Дверь приоткрылась ровно настолько, насколько позволяла цепочка, и в щели возник хитрый черный глаз в окружении глубоких морщин.

— Паспорт давай, — сказал глаз.

Илларион пожал плечами и просунул в щель свой паспорт. Взамен он получил еще хранившую тепло бабкиной ладони трубку радиотелефона. Поблагодарив, он стал набирать номер Сорокина, слушая, как за приоткрытой дверью шелестит страницами паспорта и бормочет себе под нос калорийная старуха.

Сорокин ответил сразу, словно весь день сидел у телефона, дожидаясь звонка.

— Это я, — сказал Илларион.

— Головка от..! — свирепо прорычал полковник. — Что это за цирк? Что ты устроил в больнице, черт бы тебя побрал?!

— Не ори, — сказал Илларион. — Я тебе потом все объясню. Тут вот какое дело, Сорокин. Я нашел твоего человека, но он, похоже, рванул когти. Я сейчас стою у него под дверью и не знаю, что делать. Теперь настала твоя очередь!

Сорокин сразу перестал орать.

— Это точно? — быстро, без паузы, спросил он.

— Точно бывает в палате мер и весов, — огрызнулся Илларион. — Конечно, надо проверить, убедиться… гм… осмотреться… Ты меня понимаешь?

— А толком объяснить ты не можешь?

— Не могу, — сказал Забродов, покосившись на дверь. — Так продиктовать тебе адрес?

Сорокин явился через полчаса с какими-то минутами — один, но в полной полковничьей форме. Он сердито пожал Иллариону руку и негромко предупредил его, что, если тревога окажется ложной, ему, Иллариону, не поздоровится.