— Да? И где же тогда кукловоды? — Джефферс почувствовал себя уязвленным, он испытывал к президенту уважение и, возможно, даже некую симпатию. Во всяком случае, он был куда лучше своего оппонента в предвыборной гонке, безумца, чуть ли не в открытую призывавшего к ядерной войне.

— А нет их, померли, видать, — развел руками генерал. — Но он слишком привык подчиняться, так что… Моей задачей было собрать цели, а потом сказать президенту — заметь, именно сказать, не просить — чтобы он поставил свою закорючку. Он в военных вопросах некомпетентен, что ему еще оставалось делать?

— А если прилетит ответ? Ну откуда у тебя такая уверенность, Вилли?

— Боб, Боб, — разочарованно поцокал Уитмор. — Я хоть раз поступал опрометчиво, под наплывом чувств, теряя берега? Нет. И сейчас я верен себе. Ни Россия, ни Китай больше не представляют угрозы. У первых армия развалилась за пару дней, что доказало мои предположения касательно того, что можно было ударить по ним и раньше с минимальным риском. А узкоглазые, с их перенаселенностью, практически мгновенно исчезли как нация, превратившись в полтора миллиарда мертвых или живых, но пустоголовых болванов.

— Но если все-таки что-нибудь да вылетит?

— Что-нибудь мы собьем без проблем. Про подлодки забудь — ими мы занялись в первый же день этой суматохи, они все на дне. Да и серьезную волну отразим, — уверенно отозвался генерал. — ПРО в Польше под контролем, почти все базы в Европе тоже вернулись, там теперь порядок. Ни тварей, ни гражданских. А еще — и ты это знаешь — русские сами открывали шахты девятого числа, но не решились ударить. А теперь у них там некому бить по нам, дезертирство невероятное, скажу я тебе. Как и у нас, впрочем, просто до нас позже докатилось. Так что удар, который мы нанесем, будет ограниченным. Можно даже сказать, хирургическим, только вместо скальпеля у нас будет бензопила.

Ненадолго воцарилась тишина. Джефферс обдумывал услышанное, заново пропуская через себя каждое слово. Уитмор же явно скучал, побрякивая по столу костяшками пальцев. Он в своем решении не сомневался, и этот разговор был для него пустой тратой времени, а еще данью уважения к старому приятелю. Убрав виски и стаканы на место, генерал закинул голову к потолку и начал насвистывать мелодию из какого-то старого фильма. Его переполняла энергия, он только что отдал революционный приказ, и теперь его подмывало как можно скорее броситься в командный пункт и увидеть результаты. Фамилия «Уитмор» навсегда останется в истории человечества, и плевать было генералу, как его поступок будут трактовать потомки, как правило, неблагодарные.

Джефферс посмотрел на маленький флаг Соединенных Штатов, соседствующий на блестящей поверхности стола с аккуратной стопкой секретных бумаг, и, сформулировав мысль, вновь поднял взгляд на своего боевого товарища.

— Зачем ты включил в список три лагеря временного размещения? Чего ради нам бомбить гражданских?

— Как бы вся эта заварушка не закончилась, мы не можем допустить вероятности возрождения любого из наших противников. Вон, северокорейцы не стали телепениться, взяли и стерли своих южных соседей с лица земли. Сами, правда, тоже пострадали, но и хрен с ними. Это просто хороший пример решительности, а она нам сейчас нужна как ничто другое. На мушку взяли только самые большие лагеря, там, где много военных и хорошее «железо», а также где есть, так скажем, демографический потенциал. Стихийные скопления людей никто не тронет.

— Когда?

— Ракеты ушли, — Уитмор посмотрел на часы. — МБР в пути. Ударили по минимуму, чтобы не было серьезных экологических последствий — никто не знает, как поведет себя природа после нескольких десятков практически одновременных взрывов.