В древесных кронах звенели цикады. Пахло дождем и луноцветами. Ни в одном из домов, освещенных свечами и фонарями, на путников как будто не обращали внимания. Спустя некоторое время пропали и эти последние следы Сарайкетской окраины. Здесь город заканчивался. Поля вплотную подступали к дороге. По пути дважды попадались группки людей — просто проходили мимо, даже не взглянув. Один раз в траве зашуршало что-то крупное, но с дороги ничего не было видно.
Приближаясь к предместью, Марчат почувствовал, как юноша замедлил шаг, словно робея — то ли заразился его страхом, то ли по какой другой причине. Когда впереди замерцали первые огни поселения, Итани заговорил:
— Марчат-тя, я тут подумал…
Вилсин попытался изобразить внимание соответствующей позой, но посох помешал. Тогда он просто спросил:
— О чем же?
— Скоро истекает срок моего договора.
— Правда? А сколько тебе лет?
— Двадцать. Просто я рано его заключил.
— Да уж. Сколько же тебе было? Пятнадцать?
— Есть одна девушка, — произнес Итани, смущенно подбирая слова. — Она… в общем, она не из рабочих. Мне кажется, мое положение ее стесняет. Я не ученый и не переводчик, хотя знаю и счет, и азбуку. Вот и подумал: вдруг у вас есть на примете место…
Даже в темноте Марчат увидел, как руки парня сложились в позе уважения. Так вот оно что…
— Думаешь, если устроишься повыше, она станет любить сильнее?
— Тогда ей будет со мной полегче, — ответил Итани.
— А тебе самому?
Он улыбнулся и пожал плечами.
— Моя работа — таскать тяжести. Бывает утомительно, но не сложно.
— Сейчас не припомню ничего подходящего. Хотя постараюсь поискать.
— Спасибо, Вилсин-тя.
Они прошли еще десяток шагов. Свет как будто сгустился. Залаяла собака, но не настолько близко, чтобы внушить опасение. К тому же на лай никто не отозвался.
— Это подруга подговорила тебя ко мне обратиться? — спросил Марчат.
— Она, — согласился Итани. Стеснение в его тоне исчезло.
— Ты влюблен в нее?
— Да, — ответил парень. — Хочу, чтобы она была счастлива.
«Это не одно и то же», — подумал Марчат, но вслух говорить не стал. Когда-то и он был в таком возрасте и не настолько выжил из памяти, чтобы знать: стариковское занудство ничего не даст. Ко всему, они уже пришли по назначению.
Улочки предместья были грязны и пахли больше отхожей ямой, нежели цветами. Домики с полусгнившими кровлями и грубыми каменными стенами стояли наискось к дороге. Пройдя два перекрестка до середины поселения, путники очутились перед приземистой длинной постройкой, стоящей у въезда на местную площадь. На крюке у двери висел фонарь. Марчат поднял руку.
— Жди меня здесь. Вернусь, как только смогу.
Итани понимающе кивнул. Насколько Марчат смог разглядеть, в позе юноши не было ни возражений, ни колебания. Сам он едва ли ответил бы тем же, попроси его кто стоять в этой дыре посреди ночи невесть сколько времени. «Да пребудут с тобой боги, бедняга, — подумал Марчат. — И со мной, раз уж я тебя сюда привел».
Внутри было темно. Потолок нависал над головой, а стены давили, хотя комната была довольно просторной. Ощущение было как в пещере. Сходство усиливали запах плесени и застоявшейся воды, черные дыры дверных проемов и арочные переходы в соседние комнаты. У стены стоял низкий стол, возле него — двое мужчин. Один — дюжий увалень с кинжалом за поясом — сразу впился в Марчата глазами. Второй, с лицом, круглым, как луна, приятный на вид, приветственно кивнул. |