Или что она — дурочка, которая самовольно послала дружка умаслить другую сторону, мысленно добавила Лиат. Что еще хуже, Итани — милый, нежный, улыбчивый Итани — ничего ей не сказал. Когда она ночами работала, представляя, как он сидит у себя в бараке и ждет, когда она к нему вернется, Итани, оказывается, ставил ей палки в колеса! Гулял с молодым поэтом и даже не подумал, как это будет выглядеть со стороны, чем для нее обернется.

И даже не сказал!..

Лиат вытащила строгое платье — красное с черным отливом, — натянула поверх нижнего и завязала пояс. Резко зачесала и заплела волосы. Закончив приготовления, она вздернула подбородок, подражая Амат Кяан, и отправилась в город.

Улицы еще бурлили, торговля далеко не окончилась. Солнце висело в восьми-девяти ладонях над горизонтом и давило на прохожих. Было душно, с побережья разило тиной. Итани наверняка еще работает, но она, Лиат, не будет ждать, пока злость уляжется. Нужно узнать, что он затеял. Вилсин-тя получит ответ на свои претензии, и очень скоро. Остался последний день до торга — последний шанс все исправить.

В бараках Лиат выяснила, что Итани не с остальными: поздно пришел и сказался больным, когда Мухатия-тя пришел их собирать. Маленький хромоножка, что присматривал за койками в рабочее время, с откровенным злорадством уверил ее, что Мухатия рвал и метал.

Стало быть, Итани не боялся испортить ни ее отношения с Вилсином-тя, ни собственные с Мухатией. Лиат поблагодарила мальчишку и спросила, склонясь в церемонной позе, где бы ей найти Итани-тя, коль скоро того нет на работе. Мальчишка пожал плечами и высыпал уйму названий чайных, бань и других заведений на побережье. Только через две ладони Лиат обнаружила Итани в какой-то дешевой бане и за все время ничуть не остыла.

Она ворвалась в баню, даже не сняв одежду. Разговоры, гудевшие среди высоких изразцовых стен, притихли. Мужчины и женщины провожали ее глазами, но Лиат их не замечала. Делала вид, что не замечает — как поступила бы Амат. Итани расположился в боковой кабинке. Лиат прошла по короткому коридору из мокрого шероховатого камня, остановилась, сделала два глубоких вдоха, точно влажный солоноватый воздух мог придать ей сил, и толкнула дверь.

Итани сидел в бассейне, как за столом, наклонившись вперед и глядя на водное зеркало с видом глубокой задумчивости. Когда Лиат хлопнула дверью, он поднял глаза. В них читалась усталость и готовность к разговору. Лиат начала с вопросительной, почти негодующей позы.

— Я сам хотел прийти, любимая.

— Неужели?

— Да.

Его взгляд снова уткнулся в водную рябь. Обнаженные плечи ссутулились. Лиат подошла к краю бассейна и воззрилась на Итани сверху вниз. Он не поднимал глаз.

— Нам нужно поговорить, любимая. Давно пора. Зря я столько тянул…

— О чем только ты думал, Итани? Что ты творишь? Вилсин-тя пол-ладони объяснял, как ты позоришь меня перед утхайемом. Что ты забыл у этого ученика поэта?

— Маати, — рассеянно поправил Итани. — Его зовут Маати.

Будь у Лиат что под рукой, она запустила бы этим ему в темечко. Ей осталось только досадливо крикнуть и топнуть ногой. Итани поднял голову. Его взгляд стал четче, словно он только что очнулся от сна. Потом он улыбнулся своей чарующей, открытой, теплой улыбкой.

— Итани, ты позоришь меня перед целым двором и…

— Как?

— Что «как»?

— Каким образом наши с Маати прогулки тебя позорят?

— Люди могут подумать, будто я добиваюсь поблажек после заключения договора, — отрезала она.

Итани жестом попросил ее пояснить.

— Разве между сбором урожая и заполнением контрактов такого не происходит? Я думал, Амат Кяан тебя для того и посылала разносить письма с оговорками.