Она повернулась к Кристине.

– Почему бы тебе не одеть Салли, пока я беседую с врачом?

Когда Моника в сопровождении Рене Картер выходила из палаты, Салли захныкала. Моника не стала оборачиваться. Вместо этого, расстроенная тем, что девочку забирает домой такая безразличная с виду мать, она строго предупредила Картер, чтобы та обратила пристальное внимание на аллергию у дочери.

– У вас есть домашние животные? – спросила она.

После секундного колебания Рене Картер уверенно ответила:

– Нет, у меня нет на них времени, доктор.

Потом она, проявляя заметное нетерпение, слушала объяснения Моники по поводу того, как важно наблюдать за симптомами астмы у Салли.

– Вполне понимаю, доктор. Мне хотелось бы, чтобы вы стали нашим педиатром, – торопливо сказала она, когда Моника спросила, есть ли у нее вопросы. Потом позвала: – Кристина, ты готова? Я опаздываю.

Она повернулась к Монике.

– На улице меня ждет машина, доктор, – объяснила она. – Отвезу Салли с Кристиной домой. Конечно, перед уходом я позабочусь, чтобы все было хорошо.

– Не сомневаюсь. Позвоню вечером, чтобы узнать, как дела у Салли. Вы ведь будете дома? – спросила Моника, не заботясь о том, что говорит ледяным осуждающим тоном. Она заглянула в карту. – Вот это ваш правильный номер?

Когда Моника произнесла номер, Рене Картер нетерпеливо кивнула и поспешила в палату.

– Кристина, ради бога, поторопись! – выпалила она. – У меня мало времени.

– У меня не было времени просмотреть эти материалы, – отрывисто произнес он. – Вы уверены, что все в порядке?

Ей захотелось ответить в том же тоне: «Назовите хотя бы один раз за тридцать пять лет, когда что-то было не в порядке». Но вместо этого она покусала губы и спокойно произнесла:

– Я два раза проверяла, сэр.

С растущим негодованием наблюдала она, как он широкими шагами идет к двустворчатой застекленной двери и сворачивает в коридор, ведущий к конференц-залу фонда Гэннона.

«Он нервничает, – поняла Эстер. – О чем ему волноваться? Его денежные средства имеют прекрасный оборот, но половину времени он пребывает в ужасном настроении. Я устала от этого, он становится все неприятнее». В приступе раздражения она вспомнила, как двадцать пять лет назад, едва умер отец, Грег объявил, что переводит офисы как инвестиционной фирмы, так и фонда в роскошные помещения на Парк-авеню. Именно тогда он сказал ей, что для соблюдения формальностей лучше будет, если она станет обращаться к нему «мистер Гэннон», а не «Грег».

Теперь они размещались в еще более роскошных помещениях центра «Тайм-Уорнер» на Коламбуссеркл.

– Папа был героем для простолюдинов, но мне не нужны больше в качестве клиентов мясники, пекари, кондитеры, – саркастически говорил он.

«Не то чтобы он оказался не прав в ориентации на крупных клиентов, – думала Эстер, – просто нельзя пренебрегать делом отца. Может, он и достиг больших успехов, но что-то мне не верится, что все эти особняки и его трофейная жена принесли ему много счастья. Могу поклясться, эта женщина чаще всего произносит слова “я хочу”. А сыновья, обиженные на него из-за такого отношения к их матери, вообще перестали с ним разговаривать. Ну а прямо сейчас он, вероятно, бьется на заседании правления с братом».

– Я устала от них обоих.

Эстер не сразу поняла, что разговаривает вслух. Она быстро огляделась по сторонам, но в офисе никого не было.