На залитой лучами света Сент-Джеймс-стрит нас плотно окружили туманные призраки. Торчавший подбородок Пилгрима, угловатая трубка, обвисшие поля шляпы устремлялись вперед, подобно собачьему носу, уверенно взявшему след. Он намного меня обогнал, остановившись у степенного дома, похожего на клуб. По слабо освещенной лестнице мы поднялись на четвертый этаж.
– Вот и мой кабинет, – иронически указал Пилгрим на дверь с матовым стеклом.
Мы вслепую проследовали через пару темных комнат, наконец доктор включил свет и закрыл за собой дверь.
Голая коричневая комната была заставлена всевозможными полками, рядами старых бутылок, химических приборов, беспорядочно завалена книгами, картами. Стоявший под окном стол с лампой под навесным абажуром напоминал рабочий стол архитектора с россыпью карандашей, треугольников, линеек, пузырьков с цветными чернилами.
– Гм!… – прокашлялся Пилгрим, выбивая пепел из трубки о край чернильницы. – Моя рабочая комната… Выпить хотите?
Исполнив обязанности гостеприимного хозяина, раздвинул оконные шторы.
– Сейчас, мистер Марл, я выключу свет. Если туман не слишком густой, вы увидите то, что видел я. Готовы?
В комнате стало темно. За окном плыли клубы тумана, но я хорошо видел окна в доме напротив, особенно три многозначительно зарешеченных окна кабинета аль-Мулька. Находились они на одной высоте с нашими, на расстоянии не более двадцати футов. В двух мерцал за закрытыми портьерами зеленоватый свет, а на третьем, крайнем слева от меня, шторы были раздвинуты. В зеленом свете виднелись золоченые очертания саркофага, а над ним часть оружейной коллекции на стене.
– Я часто здесь работаю ночами напролет, – продолжал доктор, – шторы обычно не закрываю. Но как-то, точнее сказать, пять дней назад собрался уходить, погасил свет и решил открыть окно, чтоб немного проветрить. Ночь была туманная, но туман шел клочьями, сквозь которые все иногда хорошо было видно. Я говорю «ночь» – Биг-Бен пробил час. Света в доме напротив не было. Я выглянул в окно и вдруг услышал, как кто-то идет внизу по переулку.
Непрерывно куривший Пилгрим опять разжег трубку. Огонь спички высветил оспины и морщины на квадратном лице. Он на секунду поднял веки, испытующе посмотрел на меня горящими зелеными глазами, потом они заволоклись пленкой, а спичка погасла.
– В тумане не было возможности разглядеть фигуру, но шаги проследовали вон к той черной двери. Потом я услышал, как ключ повернулся в замке, дверь открылась, закрылась. По вашим словам, вертикальный ряд окон рядом с окнами кабинета выходит на площадки черной лестницы. Я видел, как в них мелькала и исчезала зажженная свеча, когда вошедший человек поворачивал на очередную площадку. Как ни странно, туман частично рассеялся, довольно хорошо было видно. Однажды огонь замер на месте, и мне на миг показалось, будто я вижу до ужаса длинную тощую тень…
Тут мое внимание привлек другой источник света. Это была зеленая лампа в комнате напротив. Возможно, я раньше ее не заметил за слишком плотно задернутыми гардинами, может быть, она только что загорелась; так или иначе, шторы на одном окне раздвинулись, и я заметил мужской силуэт, выглянувший в окно. Всего на мгновение возникла тень на зеленом свету. Потом шторы закрылись. Свеча опять двинулась вверх. Было что-то до того сверхъестественное в этих бесшумных тенях, в цветных бликах огней, что я, признаюсь, мистер Марл, не мог сдвинуться с места. Все это казалось мне жутким спектаклем маленьких марионеток. Знаете, – он протянул руку, коснувшись моего плеча, на сером фоне окна на миг вырисовался его резкий профиль, – знаете, мне всегда необъяснимо отвратительны представления с Панчем и Джуди. Дети сидят, хохочут над Панчем, который всех до смерти колотит палкой, визжат кукольные голоса, по деревянным головам стучит палка, пока Панча, в конце концов, не утащит Джек Кетч. |