«Хватит, - просила я Силовиков. – Не нужно здесь еще больше зла».

Убийца развернулся, забрался на коня и направился к воротам поселения. Он был последним. Он уехал на дорогу и пропал из виду, и ненормальная тишина исчезла. Старик отпустил мальчика. Он не пошел к маме, лежавшей в луже крови, как и не пошел к отцу. С диким яростным воплем он бросился за Силовиками, словно один мальчик мог одолеть их. Трое или четверо мужчин побежали за ним, мешая ему. Он боролся с ними. Он рыдал, а старик, его дедушка, скорее всего, держал его, пока тот изливал ярость. Другие подошли к останкам жены атамана, накрыли одеялом Дункана, чтобы не мучить детей, которые не должны были этого видеть.

А мне пора идти. Я ничего не могла здесь поделать, Олбан стал страшным местом. Что будет с этим народом, если их глава и его жена убиты? Я слышала, что Кельдек любил садить местными лидерами своих людей, не думая о традициях семей и кланов. Кто-то должен был управлять народом, кто-то должен был спасать во времена беды. Я не знала, чем Дункан заслужил такой конец: приютил беженца, выразил сомнения или использовал магию? Атаман был хорошим, народ любил его. Мне хватил двух дней, чтобы узнать это. Я шла, представляя открытое место, окруженное стеной, пустое, кроме дерева без листьев. И на земле было большое красное пятно. У пятна остановился пес. Слышались рыдания, а на вершине башенки висело новое знамя – гордый олень Кельдека, короля Олбана.

Я шла так долго, как только могла, вдоль озера, пока меня не остановила темнота. Я не разводила костер, ведь Силовики были близко. Я не могла так рисковать. Я провела холодную ночь, прижавшись к валуну, и отправилась на рассвете. Я запомнила этот урок. Я не буду искать ночлега у людей.

К следующей ночи я добралась до водопада, который добрый народец назвал Девичьими слезами. Все было, как они и описывали – брызги спадали на покрытые мхом камни. Рыбы с белыми брюхами плавали в темноте в неподвижном пруду над водопадом, и когда я опустила в воду нить, тусклый лунный свет словно приманивал их к крючку. Я прошептала благодарность богам за щедрость, быстро убила рыбу и насладилась лучшим ужином после каши Флинта. Уриска не было ни видно, ни слышно, хотя добрый народец предупреждал о нем. Я и раньше о нем слышала – бабушка рассказывала, что это самые одинокие существа в Олбане, они всегда жили под водопадами.

Я укуталась в накидку Флинта, закрыла тканью уши и уснула в тепле углей, что были красно-золотыми в тенях, журчание воды успокоило меня.

В темноте полуночи пронзительный вопль ударил по голове, разбудив меня.

Я заставила себя застыть против инстинктов. Стенания продолжались, у меня стучали зубы, и стыла кровь. Слов не было, но я чувствовала горе существа, его одиночество, желание дружбы.

«Не говори с ним, или он пойдет за тобой. И никогда не отпустит», - можно было и не предупреждать меня. Я знала об этом с трех лет, когда мы с Фарралом играли в уриска, появляясь из укрытия с воплями, протягивая руки, пока жертва старалась молчать и не шевелиться. Теперь настоящий уриск кричал в нескольких шагах от меня, я дрожала в коконе накидки. Нельзя двигаться, нельзя успокаивать, хоть и хотелось.

«Все хорошо. Я приду к тебе. Я останусь с тобой и поговорю», - было легко это сказать, так просто, но я не могла. Если заговорить с уриском, он будет с тобой вплоть до смерти, цепляясь, свисая с плеч, пробираясь в кровать. Холодный и мокрый спутник. Если я помогу ему, он пойдет за мной. А это подвергнет меня только большему риску, хоть и само будет в опасности.

Отношения людей и доброго народца были запрещены законом короля. Нельзя было говорить и смотреть друг на друга. Этот закон давно удивлял меня. Брат говорил, что Кельдек боялся магии, но ведь магия была разрешена при дворе короля.